Дни чудес

Я сижу с Маргарет в партере, мы смотрим репетицию Вестфеста. Я не принимаю участия в этом проекте, потому что, понимаете, подготовка к экзаменам, курсовая работа, опасное для жизни заболевание сердца и прочая фигня. Так что я бездельничаю здесь, в прохладном полумраке зрительного зала, пытаясь читать с помощью фонарика материалы к экзамену по английскому и одновременно отвечать на эсэмэски от Дженны и Дейзи, которые задают дурацкие вопросы про Кэллума, который здесь вообще ни при чем.

Интересно, чем он сейчас занимается? Интересно, где он живет и сидит ли сейчас где-то за чтением текстов к экзамену? Интересно, почему я думаю о парне, которого не знаю и до которого мне дела нет?

Между тем папа сидит с Салли в первом ряду. У обоих на коленях кипы сценариев, при этом они постоянно заглядывают в папин ноутбук, болтают и хихикают, как дети. В зале находится большинство членов театральной труппы, включая Рейчел, нашу неуловимую великолепную суперзвезду. Она у нас уже много лет, но порхает с места на место, поскольку занимается еще примерно в десяти других театральных, танцевальных и вокальных кружках. Она вознамерилась во что бы то ни стало сделаться знаменитой, и мама водила ее на все прослушивания для «Поп-идола» и «Икс-фактора». Она ведет себя как настоящая дива: опаздывает на репетиции и обычно появляется в окружении друзей и родственников. Своим великолепием она вызывает благоговение, и ей все сходит с рук.

Они с Шоном как раз начинают ту сцену обольщения из «Деревенской жены», когда входит Джеймс, играющий в пьесе пылкого викария-атеиста. На нем белая полотняная рубашка и хлопчатобумажные брюки, выглядит он обалденно. Джеймс замечает меня и Маргарет и, пройдя вдоль ряда сидений, плюхается в соседнее кресло. Боже мой! Не знаю, каким лосьоном после бритья он пользуется, но ничего более приятного я не нюхала. Господи, как мне теперь сосредоточиться на «Джейн Эйр»?!

– Что происходит? – шепотом спрашивает он.

– Шон и Рейчел репетируют сцену обольщения из «Деревенской жены».

– О-о, прикольно.

– Да уж…

– Почему ты здесь, а не где-нибудь на парковке с пластмассовой бутылкой белого сидра?

Я смеюсь, но меня раздражает, что он видит во мне только глупую малолетку. Господи, он всего на десять лет старше меня! Интересно, есть ли у него подружка? Он никогда не рассказывает о своей личной жизни. Он такой загадочный. Я знаю, что он работал кем-то вроде кодировщика WebCoder и в восемнадцать основал собственную компанию, потому что уже тогда зарабатывал до хрена денег. Он переехал в Лондон, купил выпендрежную квартиру, но вскоре произошел крах дотком-компаний, и он вернулся к родителям. Джеймс говорил мне, что клиенты в Лондоне водили его в Национальный театр, «Донмар» и «Ройал-Корт». В «Глобусе» он смотрел Шекспира. А по возвращении поступил в драмкружок. Какое падение! Они с Наташей часто рассказывают о своей бурной жизни в большом городе – каждый вечер новый бар или шикарная гостиница, вечеринки с кокаиновым подогревом на туристических теплоходах, курсирующих по Темзе. Сейчас Джеймс кажется каким-то потерянным.

Я заговариваю с ним, но сразу умолкаю, потому что он явно поглощен происходящим на сцене, что странно, поскольку действие остановилось. Рейчел пьет минералку из бутылки, закрыв глаза и выгнув спину. Салли вскочила с места и показывает Шону, где стоять, положив ладонь на его руку с татуировкой. Джеймс с восхищением смотрит на сцену. Я поворачиваюсь к Маргарет, которая, пряча улыбку, тоже наблюдает за Джеймсом.

– Что это? – шепчу я ей.

– Мне издавна знаком сей взгляд, – с пафосом говорит она, указывая на Джеймса. – Наш мужчина потерял голову. – И снова смотрит на сцену.

Черт побери, Рейчел!

Я не успеваю предаться убийственно ревнивым мыслям, потому что в задней части театра с силой распахивается дверь. Она с таким треском бьется о стену, что все находящиеся на сцене, включая папу, умолкают и оборачиваются. В дверях стоит Филип, муж Салли. На нем плохо сидящие шорты с накладными карманами и розовая рубашка поло. Лицо у него красное – видимо, от смущения, вызванного его шумным появлением. Широко улыбаясь, он машет в сторону сцены, потом замечает Салли и энергичным жестом приветствует ее.

– Вы позволите мне украсть мою жену? – оживленно произносит он.

Салли спрыгивает со сцены и бодрым шагом направляется к выходу. Она кажется мне какой-то смущенной или типа того. Не могу понять. Я вижу, что и папа наблюдает за ней. Салли выходит вслед за Филом в фойе и, вернувшись примерно через минуту, с беспомощным выражением пожимает плечами, глядя на папу. Он улыбается ей с сочувствующим видом. Она заталкивает листки со сценарием в сумку и буквально строевым шагом идет по проходу к сцене.

– Всем спасибо! – кричит она. – К сожалению, мне придется уйти, так что на этом остановимся. Извини, Джеймс, твою сцену пройдем в следующий раз.