Дни Крови и Звездного Света

Мертвые были распяты на акведуках: восемь серафимов с широко развевающимися крыльями. На расстоянии казалось, будто они улыбались. Если посмотреть ближе, это выглядело безобразно и могло повергнуть в шок даже раба. Их лица...

— Кто мог сделать это? — выдавил кто-то, хотя ответ был написан прямо перед ними. Широкими кровавыми буквами послание красовалось на ключевом камне акведука.

«Из пепла восстали мы», — гласила оно.

Работорговцы запаниковали и отправили посланников в Астрае. Будучи плохо защищенными, они не стали задерживаться, чтобы не потерять своих солдат. Но они поспешно пошли дальше, управляя химерами с помощью кнутов. Пленные заметно изменились при виде мертвых — яркость, острое и движущееся рвение. Кровавые каракули не были единственным сообщением; посланием были также и улыбки.

Углы ртов мертвых ангелов были тщательно разрезаны в длину, расширяя в усмешке ротовое отверстие. Работорговцы в точности знали, что это значит, так же, как и рабы. Все глаза вспыхнули — у некоторых со страхом, у других с ожиданием.

Пришла ночь и караван разбил лагерь, выставив охрану. Темнота рябила малыми звуками: суеты, попытками огрызаться. Руки охранников горели на рукоятках, кровь бурлила, глаза метались.

И тогда рабы начали петь.

Этого не случалось ни в одну из предыдущих ночей. Работорговцы были приучены к скулежу от кучки пленных, но не к песне, и это им не понравилось. Голоса чудовищ были грубыми, как раны, сильными, примитивными и бесстрашными. Когда серафимы попытались заставить их замолчать, из толпы сильно стегнул хвост и сбил охранника с ног.

И потом, между одним взметнувшимся пламенем походного костра и следующим, пришли они. Кошмары. Спасители. Они пришли сверху, и работорговцы сначала удивленно подумали, что прибыло подкрепление. Но это были не серафимы. Крылья и крик, рога с шипами, оленьи рога, стегающие хвосты и сгорбленные медвежьи плечи. Щетина, когти.

Мечи и зубы.

Никто из ангелов не выжил.

Освобожденные рабы растворились на местности, таща мечи и топоры — и да, кнуты — их похитителей. В будущем их не так легко будет покорить.

Все осталось, как и было. Здесь тоже было нацарапано послание кровью — такие же слова будут найдены на местах подобных сцен в последующие дни.

«Мы воскресли. Мы восстали. Теперь ваша очередь умирать», — гласило послание.

19

РАЙ

Однажды ангел и демон полюбили друг друга и осмелились представить себе новый мир. Мир без резни, разорванных глоток и костров падших, без пропащих душ или армий бастардов, без детей, вырванных из рук матерей, чтобы в свою очередь убивать и умирать.

Однажды влюбленные сплелись воедино в тайном лунном храме. Они мечтали о мире, который был похож на шкатулку без драгоценностей, — рай ждал, когда они найдут его и наполнят своим счастьем.

Это был не тот мир.

20

СТРАНА ПРИЗРАКОВ

Акива, Азаил и Лираз ходили среди мертвых ангелов. Они не разговаривали, только смотрели, их молчание было сломлено яростью. Эти трупы, они были разорваны, словно кошка разорвала мышь. Акива не мог сказать, знает ли он их — размазанная кровь сделала свое дело, — но на нескольких лицах было достаточно плоти, чтобы понять, какие увечья были нанесены. Непристойных улыбок не видели уже поколениями, но все серафимы и химеры знали о них из глубинной памяти. Это был фирменный знак Военачальника.

Именно это он сделал со своим учителем-серафимом, когда восстал из рабства тысячу лет назад и изменил мир. Это был мощный и узнаваемый символ сопротивления.

— Гармония с животными, — сказала Лираз себе под нос. Она бросила ему его же собственные слова, что мог Акива сказать в ответ? То, что солдаты оставляли за собой сожженные деревни, попадавшиеся на пути, и у них не возникло и мысли, что жители ни в чем не виновны. Это прозвучало бы так, словно он считает, что они это заслужили. Акива так не думал, но не мог чувствовать возмущения, только глубокую печаль. Эти солдаты сделали то, что сделали и делали они это в ответ. Так оно и есть на самом деле.

В круговерти бойни, репрессии рождают репрессии, и так бывает всегда. Сейчас нет времени на философские мысли. Не теперь, когда над головой кровавая мазня; нельзя просто уйти на покой и оставить химер резвиться в свое удовольствие. Он оставил эти мысли при себе.

Поднималось солнце. Сказочным сиянием лучиков оно коснулось стеблей джесса, метелки которого раздувались, словно крылья на ветру. Зелено-золотистые, золотисто-зеленые, еще не созревшие, и уже несозреющие никогда. Солдаты сдерживали огонь по кромке поля, и пламя быстро распространялось по сухим гнилым деревьям. Прежде, чем солнце полностью взошло, джесс переломился и сгорел. Пожар принял мертвых. Для солдат не было никаких похорон.

Окрик сверху:

- Эй, ты там! Что ты делаешь?

Акива запрокинул голову. Лучи раннего солнца зажгли его янтарные глаза, и серафим, который был в воздухе, увидел, кого окликнул и побледнел.

— Простите меня, сэр. Я... Мне не сказали, что это Вы там.

Акива поднялся в воздух, чтобы встретиться с ним; его брат и сестра взлетели следом.

— Мы пришли с подкреплением с мыса Армазин, — сказал он.