Дни Крови и Звездного Света

Всякий раз это было так, будто она становилась Мадригал. Она никогда не чувствовала себя химерой больше, чем тогда, когда поймала первый взгляд Зири, и никогда не чувствовала себя человеком больше, чем тогда, когда он увидел ее такой, какая она была теперь. Это не было разочарованием. Она такая, какая есть. Это просто немного сбивало с толку. Легкие флюиды меж двумя «я», которые всегда будут отделены, как два желтка в одной оболочке.

— Знаешь, ты снова можешь быть Кирин, — сказала Тен сегодня у реки.

— Что? — ополаскивая свои волосы, Кару подумала, что она, должно быть, ослышалась.

— Ты могла бы быть химерой. Для других стало бы проще принять тебя, — и снова она оглядела Кару сверху вниз, ворча над ее злополучной человечностью. — Я могла бы помочь тебе.

— Помочь мне? — должно быть она шутит. — Что, ты имеешь в виду? Убить меня? Ооочень большое тебе спасибо!

Но Тен не шутила.

— О, нет. Это, конечно же, сделает Тьяго. Но я воскрешу тебя. Тебе только надо показать мне как.

«О, всего лишь?»

— Знаешь что, — сказала Кару с притворно-жизнерадостной улыбкой, — давай, вместо этого подумаем о тебе. У меня столько разных идей о том, каким будет твое следующее тело.

Тен определенно это не понравилось, но Кару не особенно заботило, что нравится той. Она все еще сердилась. Тен с Тьяго обсуждали этот вопрос? Может быть, ей было бы и легче вписаться в окружение, если бы она выглядела как химера, но сейчас не имело смысла об этом думать. Кару должна была выглядеть как человек, чтобы привозить мятежникам еду, ткань для одежды и материал для кузницы Эйджира. Не говоря уже о зубах. Но, в конечном счете, это ли им было от нее нужно?

Ну, они могут ждать от нее всего, чего хотят. Она посмотрела на хамзасы на своих ладонях. Те выглядели, словно автограф. Бримстоун создал для нее это тело, и она сохранит его таким.

Раздавшийся смех, вернул ее к реальности. Зири и Иксандер были в спарринге; Иксандер потерял равновесие и начал по спирали падать на землю. Пытаясь выправиться, химера с усилием неуклюже взмахнул крыльями, но лишь для того, чтобы врезаться в парапет, который начинался во дворе, где Искандер поднял водопад грязи и повис на стене на одной руке. Смех. Смеялся Зири, смеялись все остальные. Этот звук был таким чужим, таким легким. Это заставило Кару понять, что она шпионит, потому что они никогда не смеялись, когда она была рядом, и переставали смеяться, когда видели ее. Она отпрянула, не желая, чтобы это произошло.

Зири метнулся в воздухе вперед и ударил по руке Иксандера плоской стороной меча, заставляя того, на парапете, ослабить захват и с ревом упасть на землю. Он приземлился с разрушительной силой и попытался ударить Зири, который издевался над ним сверху, все еще смеясь, когда приближался достаточно близко, чтобы стукнуть Иксандера по шлему прежде, чем полностью раскрыться. Остальные собрались вокруг и поддразнивали — очевидно, по-доброму. Когда Иксандер ринулся в погоню, они подбодрили его.

Все пять патрулей вернулись из Эретца, без единой потери, лишь с легкими ранениями. Тьяго был в прекрасном настроении, атмосфера в крепости была полна триумфа. Вот только почему возник этот триумф, после какой миссии, Кару не знала. Одна из женщин, которая готовила еду, сделала для Тьяго новую хоругвь вместо той, что сгорела с Лораменди. Эта была более скромной, сделанной из холста, а не из шелка. Но она возродила белого волка, и слова «Месть» и «Победа» стали его девизом. А теперь, очевидно, и для всех остальных.

Лично Кару предпочитала геральдику Военачальника: сквозь листву проступали рога, чтобы ознаменовать возрождение, она была далека от того, чтобы жаждать мести — для нее громкий барабанный бой, обнаженные зубы, были слишком отвратительными и гадкими. Но Кару признавала, что девиз Тьяго был лучшим боевым кличем для восстания.

Стяг висел в галерее, в центре двора, что, казалось, провозглашало владычество Волка. «А где мой?» — подумала Кару, сдерживая приступ веселья. «Зачем тебе? Это наше общее дело», — сказал бы ей Тьяго. Что он сделает, если она создаст свою собственную хоругвь и повесит ее рядом с его стягом? Что будет на ней? Ожерелье из зубов? Плоскогубцы? Нет. Тиски, а девизом станет «Ой. Мамочки».

Она улыбнулась про себя. «Это забавно», — подумала она, но ее улыбка стала печальной, потому что девушка ни с кем не могла этим поделиться. Во дворе все еще веселились солдаты, она же оставалась в тени. Она не была частью их.