Дни тревог

Проходит неделя, другая, и Девиков узнает, что Зонов ищет совсем в другом месте. При случае спрашивает оперативника, что ж, дескать, не веришь электронике? «А! — отвечает тот. — Шатко у вас. Уж лучше мы по старинке».

Но преступника он все-таки нашел именно в том квадрате, какой указала ЭВМ!

Теперь у электронного детектива началась другая, авторитетная жизнь. Люди поняли: сотрудник, пользующийся услугами ЭВМ, имеет преимущества перед другими, работающими обычными методами. И если уж иллюстрировать труд помощницы, то стоит вспомнить и о другом случае.

…Молодой следователь Чкаловского РОВД Л. Б. Козулина (ныне Ячменева. — Авт.) попросила математиков помочь ей в поиске преступника, который похитил у граждан 1000 рублей. Дело, как выяснилось, было давним, считалось в отделе бесперспективным, и дали его ей, следователю Козулиной, вероятно, для очистки совести, а может быть, и с тайной надеждой — а вдруг?

В деле была зацепка — пострадавшие видели преступника, общались с ним и узнать в лицо могли бы. Приводили его словесный портрет. Но портрет этот все же был беден и противоречив. Тем не менее попросили машину: поищи-ка.

ЭВМ добросовестно поработала и сконфуженно сообщает: такого человека я не знаю.

Что делать?

Кому-то пришла в голову хорошая мысль: давайте попросим коллег в других городах… И вот через два часа из Минска пришла телеграмма: по данным ЭВМ, разыскивается А. Стаценко, ранее судимый за подобные преступления. А через некоторое время пришла и фотография. Вызвали в милицию потерпевших, спросили: он? Ответ был единодушным: он!

— Какие новые задачи ставим ЭВМ? — переспросил Евгений Иванович, когда мы уже прощались. — Сейчас главная забота в милиции — профилактика. Мы должны с помощью машины научиться упреждать действия преступника.

— Что он только задумал, а вы уже хотите об этом знать?

— Не в буквальном, конечно, смысле, — признается Девиков. — Мысль человека пока что тайна. Но преступление редко рождается на голом месте — взял да и совершил. Человек все равно готовится к нему, и эта подготовка редко может быть спрятана от посторонних глаз. Преступники, попавшие под наблюдение милиции и, скажем, нашей машины, в общем-то всегда остаются в поле зрения. И вот в течение определенного времени, допустим, года, мы будем спрашивать нашу помощницу: нет ли у такого-то и такого-то каких-либо намерений? Что он делает, с кем встречается? Полагаю, это благородная задача — уберечь человека от нового неверного шага.

Из длинного коридора через раскрытую дверь доносилось ровное и согласное гудение электронного детектива.

Счастливый конец

Женщина, которая пришла майским солнечным утром 1977 года в паспортный отдел Свердловского УВД, ничем на первый взгляд не выделялась среди других посетителей — скромно одетая, темноволосая, застенчивая. Разве только глаза ее обращали на себя внимание — было в них нетерпение, ожидание. И еще сомнение, сюда ли, дескать, я пришла?

Алевтина Егоровна Измоденова, инспектор паспортного стола, старший лейтенант милиции, сразу почувствовала, что женщину привело к ним дело, вероятно, необычное, что посетительница, решившись идти в органы, немало передумала, пережила.

Алевтина Егоровна пригласила женщину сесть, терпеливо ждала.

— Моя фамилия Смирнова теперь, — сказала женщина. — И много лет я думала, что Смирновой была всегда…

Женщина волновалась, теребила пальцами тонкую пачку каких-то писем, документов. Карие ее глаза возбужденно блестели, билась на тонкой смуглой шее голубая жилка. Она оправила на коленях юбку, видно, успокаивая себя этим машинальным, естественным движением рук, продолжала глуховатым, немного срывающимся голосом:

— Маленькая была — так не думала, конечно, об этом, не знала просто. А выросла…

— А если по порядку? — ласково попросила Измоденова. — Давайте разберемся вместе, что к чему.

— По порядку? — переспросила женщина и облегченно улыбнулась. — Хорошо, я расскажу.

Она положила на стол принесенные документы. В одном из них, потрепанном, пожелтевшем от времени, говорилось, что Новосибирский детский дом отдает супругам Смирновым на воспитание девочку, Валю Закревскую, оставленную на улице, вероятно, матерью, Закревской. Другой документ с печатью Лепельского загса сообщал, что девочка эта осталась без родителей, и мать и отец погибли, а ее удочеряет некая гражданка Закревская. Печать на едва живущем, дряхлом листке бумаги была почти не видна, да и чья-то подпись напоминала разве что рыболовный крючок. Что это — подлинный документ или подделка? Кому понадобилось выписывать на крохотную девочку-сироту бумагу в белорусском Полесье, а потом везти ребенка в Новосибирск, зашить ему в платье клочок бумаги и подбросить сырым, промозглым вечером под двери детского дома?

— Знаете, Алевтина Егоровна, обо всем я узнала уже здесь, в Свердловске, когда училась в десятом классе. Дома был ремонт, вещи все переставлялись, передвигались… И вот в шкафу я нашла документы. Прочитала, но ничего отцу, матери не сказала, стала думать, терзаться — обо мне ли это, нет?