Дни тревог

Посоветовали учиться — стал учиться. Специалист-связист. Окончил техникум в Свердловске, совершенствовался по радиотехнике (сотруднику УВД в оперативной работе она во как нужна!). Взялся — значит, делает. Успешно сдал экзамены. В отделе попал, как любил говорить, в «купе для некурящих» (шутку любил). Бросил курить. Представляете, не курит ни один, — просто здорово! Он всегда был такой: раз надо, значит, надо. Будет сделано. Не сомневайтесь.

Перевели перед поездкой в уголовный розыск — «на передовой край борьбы с преступностью». Его рекомендовали, заслужил. Только зачислили, там еще ничем не показал себя. Показал здесь, на Средиземноморье, среди незнакомых смуглых людей…

Женился в 1962-м, когда вернулся с флота. Жили дружно, никогда не ссорились. Много путешествовали. Любили ездить. Ездили по Союзу, и по Уралу, и по югу, на Кавказе были, каждый год ездили. Собирались поехать еще…

Азарт, жажда риска были у него в крови. Будучи моряком, прыгал с «коробки» (корабли называли коробками), с большой высоты, в море или на пирс. Многосторонне развитый спортсмен: прыжки, бег, стрельба, легкая атлетика, городки, шахматы — по всем видам разряд не ниже второго. Отменный пловец, быстрый, выносливый, кого хочешь за пояс заткнет.

Мужественный — тренировал тело и волю. Твердый, решительный (даже слишком, может быть). Хоть в огонь прыгнул бы, если надо кого-то спасать. Геля даже побаивалась его решительности. «Да ты пойми, Гелка, — говорил жене, когда та пробовала увещевать его, — ты пойми, я же не могу иначе… Да ты не бойся, ничего не случится! Где наша не пропадала, слыхала, Гелка-Белка ты моя!..» — И, схватив, принимался кружить ее по комнате. Ну до чего отчаянный!

Среднего роста, светло-русый, серо-голубые глаза… вот он, такой же на портрете: губы упрямо сжаты, нижняя чуть выдалась — признак упорства и настойчивости.

Много можно было бы рассказать о нем. О том, как — всегда веселый, компанейский, хороший товарищ — ездил в командировки с сослуживцами и как-то незаметно, будто так и должно, брал на себя самую тяжелую, самую сложную и неприятную часть работы; как шутил, смеялся в трудную минуту, даря свой оптимизм другим; как, еще в призывном возрасте, просил «бабоньку» сходить в военкомат и похлопотать за него, чтоб взяли, пока не добился своего (а не брали потому, что в ту пору он был единственным кормильцем престарелой женщины); как читал ночи напролет и, не сомкнувши глаз ни на час, утром, как обычно, свежий, бодрый, энергичный, готовый к действию, отправлялся на службу… Что за человек! Все бы такие! Все делал играючи, и на все хватало терпения и времени. Был в сборной УВД — и там был примером. Тренировался всегда как-то яростно, исступленно, будто знал, что это понадобится не только ему.

Две мечты было у него — вступить в партию и окончить юридический институт. В институт поступил в 1968 году. Майор Михаил Гаврилович Сосунов, старший инспектор, его начальник, собирался давать рекомендацию в партию…

— Я стараюсь сейчас понять, что же все-таки в нем было главное. Самозабвенная храбрость? Отчаянность? Чувство долга? — говорит Михаил Гаврилович. — В Крыму… мы вместе ездили туда дважды… в Судаке, где Генуэзская крепость, знаете? заберется на скалу и прыгает. Смотреть страшно, скалы острые, вода внизу далеко, глубина, а он с любой кручи — ласточкой… И не удержишь! Все проверить себя хотел, говорил, что страх унижает человека…

Мы не сказали об его детстве. Родителей не помнил, лишился их рано. Мать умерла, простудившись, когда ему было два месяца от роду. Сироту взяла на воспитание бабушка Татьяна Степановна Наумова. Рос у нее. Тоже жила в Сысерти, после ее перевезли в Свердловск. Все заботилась о нем, даже когда он уже был большой. Как увидятся: «Коля, у тебя чесанки-то есть?» Чтоб не простудился, значит. И он был очень внимателен к ней, «бабоньке», почетное место за столом, сам посадит ее.

…Вокруг опять кричали. «Вон, вон! Скорее!» И не по-русски. Из воды показалась голова Николая. Он греб одной рукой, другой тянул за собой женщину. Арабы, служители пляжа, бросили спасательный круг, он дотянул ее до круга, она была без сознания — наглоталась воды, но еще жива. Ее вытащили на песок, стали отваживаться, а он бросился за второй, и сразу исчез за волнами. Его потеряли. Нет Коли… На мгновение над гребнем волны показалась рука, это было последнее, что видела Геля. В это время вытащили вторую бесчувственную женщину; потом узнают, что ее прибуксировал к берегу тоже он. Еще одному туристу помогли выплыть, тоже наш, из Молдавии; об этом она узнала потом, а сейчас все чувства, внимание были с Колей. «Смотрю. Коли нет. А перед глазами все его рука… как будто прощался со мной». Подняли тревогу. Служители александрийского пляжа, преодолевая сопротивление волн, поплыли на шлюпке и нашли, вытащили и привезли его мертвого.

Нет, сперва думали, что, как и другие, он наглотался воды и придет в себя. Стали откачивать, он не подавал признаков жизни. Приехала «скорая», забрала, простыней закрыли, увезли. Люди расходились с пляжа, а море злилось…