ДНК

Он, например, мог для начала попробовать полюбить эту машину. Но это было абсолютно невозможно. Как будто цель ее производства состояла в создании исключительно минималистичного транспортного средства: рама, кузов, четыре колеса, сиденья, руль – и всё! Никакого простора для лучшего использования ходовых качеств, никакого комфорта для пассажиров… К этому примешивалось непонятное раздражение от того, насколько заботливо его мать ухаживала за своей колымагой, еженедельно вылизывая ее внутри и снаружи, не пропуская ни одного техосмотра – будто это был как минимум самолет.

Вскоре после ее смерти Карл проштудировал Интернет на предмет продажи драндулета – и был разочарован ценами. Он позвонил на один из авторынков, и ему сообщили, что идеальное состояние машины и то, что по ней совсем не видно, что ей уже восемь лет, не имеет никакого значения. Хорошее техсостояние могло ускорить продажу, только и всего. Далее дилер зевнул в трубку с такой подчеркнутой демонстративностью, будто обсуждать эту машину было ниже его достоинства. Он, похоже, обрадовался словам Карла, что ему надо подумать, и быстренько распрощался. Карл понял, что избавиться от машины сейчас не удастся. Так же как и с домом, он должен был половину вырученной суммы отдать брату, а после этого у него останется только на первый взнос на машину еще хуже этой. Если, конечно, такая нашлась бы. Скорее всего, на эту сумму едва бы удалось купить хоть одно приличное колесо…

– Иди позвони в дверь. – Вцепившись в подголовники, Бёркур просунул голову между передними сиденьями; от этого спинка кресла Карла отклонилась назад, и дом пропал из поля его зрения, исчезнув за головой Халли. – Позвони и спроси о женщине.

– И что потом? Что я потом ей скажу? – Это была самая идиотская идея, хотя плохих идей этим вечером было высказано немало. – «Привет, это ты Элиза? Я услышал твой идентификационный номер по радио…»

– Ну, что-то в таком духе. – Бёркур перестал таращиться на дом и повернулся к Карлу: – Разве тебе не было бы любопытно, если б кто-то позвонил к тебе в дверь и сказал что-то подобное?

Затылок Халли чуть заметно зашевелился, когда он заговорил:

– Лично я подумал бы, что у него не все дома. Какой-то больной. – Нужно было отдать Халли должное, иногда в его словах присутствовала капля здравого смысла; такое не часто, но случалось. – Она может вызвать полицию или обидеться и надавать по башке.

Карл почувствовал, как в нем вскипает ярость. Его вдруг обуяло дикое желание сорвать висящую на зеркале заднего вида висюльку и запустить ею в голову Халли.

– Ты действительно думаешь, что какая-то баба сможет хоть пальцем меня тронуть? Может быть, тебя, но меня – никогда!

Халли вытаращился на него, ошарашенный такой реакцией. Неожиданный приступ бешеной злости тут же улетучился из Карла, оставив после себя лишь какую-то пустоту, и он сидел, не понимая, с чего это вдруг так взвинтился. Халли не вкладывал в свои слова никакой особый смысл – не более чем всегда, когда изрекал какую-нибудь очередную глупость. Нет, тут дело было в нем самом; с ним в последние дни творилось что-то не то. Эти радиопередачи совершенно выбили его из колеи, а вызванная ими тревога не только не спадала, а, наоборот, усиливалась. Наверное, это было что-то типа экзистенциального кризиса, изводившего его в последние несколько недель: он был недоволен химией, он был недоволен домом, он был недоволен друзьями, и он был недоволен самим собой. Ему уже исполнилось двадцать три года, и было ясно, что жизнь не удалась. По крайней мере, Карл не видел, что можно было бы предпринять, чтобы повернуть ее в правильное русло. Но, как бы там ни было, злость – не выход, чем бы она ни была вызвана: душевными терзаниями или коротковолновыми передачами. Тем более что Халли тут вообще ни при чем. И Карл попытался разрядить ситуацию:

– Да это я так, пошутил.

По лицу Халли невозможно было прочесть, поверил тот этому или нет; ничего не сказав, он снова уставился в боковое стекло. А Бёркур, похоже, вообще ничего не заметил – впрочем, как всегда. Он был единственным, не заметившим ранее, в перерыве фильма в кинотеатре, их бывшего друга Тордура. Тот был с девушкой, той самой, которая тоже когда-то тусовалась в их компании. Карл и Халли изо всех сил притворялись, что не видят их в полупустом зале; «сладкая парочка» с готовностью разыгрывала тот же спектакль. Иногда даже неплохо быть таким, как Бёркур.

Он ткнул Карла в плечо:

– Ты мог бы хотя бы попробовать; там, похоже, по-любому никого нет дома.

Они молча смотрели на дом, Бёркур, видимо, был прав: ни в одном окне не было света, ни единой открытой форточки, ни одной машины у дома. Карл тут же пожалел, что не поддался на слова Халли и не постучался в дверь. Это и ему авторитета добавило бы, и не повлекло бы за собой никаких неприятных последствий, раз в доме никого нет. Ему надо учиться думать, прежде чем что-то говорить.

– Как думаете, может, сейчас опять трансляция началась?