До февраля

Митя с запинкой пробормотал что-то вроде «Я не сов-всем» и показал пальцами, что хочет покурить. Молодец, про курение в квартире даже заикаться не стал – или он поэтому и заикнулся, подумала Наташа. Можно было пошутить насчет того, что посткоитальную затяжку надо сперва заслужить, но пугать Митю не хотелось.

Наташа вдруг остро вспомнила свои посткоитальные затяжки – и аж заныла про себя от того, как натянулись какие-то струны от бедер к солнечному сплетению. Она бросила курить давно, почти враз – ну ладно, за полгода, – когда вдруг поняла, что блевотный запах, которым отдают самые ухоженные мужики, исходит и от нее, как ни надраивай зубы и ни выполаскивай гланды. И не искала сигаретку даже в самые мрачные минуты одинокого загула, на второй бутылке и третьей коробке салфеток. А сейчас вдруг остро захотела сделать несколько затяжек, хотя бы прекоитальных, хотя бы пару, горьких, распирающих бронхи и легкие, и тут же будто перекладывающих беспокойство в голове покойной ваткой.

– А ты какие куришь? – спросила Наташа – и разочарованно выдохнула, потому что Митя показал черный цилиндрик вейпа. – Не, такое без меня.

Понятно, что́ это за запах от него, сообразила Наташа: не бабушкин, просто ароматизатор такой в вейпе, там же самые причудливые и странные заряжать можно.

Митя вздохнул примерно так же разочарованно и направился в прихожую. Или напроситься с ним все-таки? Разок затянусь этой гадостью – не помру, поди, решила Наташа, и собралась окликнуть – да так и задохнулась с распахнутым ртом.

Потому что на пороге Митя сбился с ноги.

Наташа, оказывается, отвлекалась идеями про курение и запахи, чтобы не сосредотачиваться на неприятных глупостях. На мыслях о том, что со спины Митя ей кого-то напоминает, страшно, очень страшно. Он запнулся – и Наташа вспомнила.

Вспомнила тот проклятый день, то окно и ту черную фигуру, удаляющуюся проворно и спокойно, лишь чуть прихрамывая.

Спина Мити была не черной, а серо-коричневой, и была вроде пошире той, и не хромал ведь до сих пор он…

Он. Это он, поняла Наташа, как-то сразу, просто и безоговорочно.

Она замерла, вцепившись в край стола, чтобы не ухнуть в распахнувшуюся вокруг бездну, но все-таки зависла в ней, похоже, на несколько минут, потому что пришла в себя лишь от щелчка замка. От серии щелчков: Митя, вернувшись с перекура, запер дверь.

Наташа замерла, уставившись в дверной проем, но Митя не появлялся. Из прихожей доносилась почти бесшумная возня.

Устав прислушиваться, Наташа осторожно встала, прошла мимо двери как бы на кухню, боясь показать, что подглядывает, еще больше боясь рассмотреть, чем занят Митя, и совсем отчаянно боясь, что ничего не увидит, – и не увидела, конечно. Перед глазами шли темные пятна, неторопливо и чуть покачиваясь, как спина в черном худи. Наташа остановилась и мотнула головой, чтобы вытрясти пятна, потом ухватилась за голову, чтобы она перестала мотаться. Не помогло: руки тряслись, тряска стекала от головы по спине к коленям. Наташа поспешно ухватилась за тумбу, и тут же – за качнувшийся горшок.

Удерживая то ли тумбу с горшком, то ли себя, она подышала и попробовала подвигать занемевшими губами и бровями. Стало больно, будто на лице треснула фарфоровая маска, края которой от движений режут и врезаются в кожу, – зато боль помогла опомниться.

Навыдумывала и сама боюсь, подумала Наташа с натужной иронией. Чего задергалась-то, чего вскочила? Ой, через пятнадцать лет спину узнала. Со всех сторон два часа разглядывала, ничего не шелохнулось, а спину вот узнала – после трех бокалов игристого-то. После пяти, наверное, в Мите и Сашку-какашку из подготовительной группы узна́ю, который вечно кусался и норовил стырить цельнометаллическую гоночную модельку, заменявшую Наташе всех кукол мира.

Митя, может, предусмотрительный просто, презервативную заначку извлекать пошел. С порога гордо продемонстрирует, или будет застенчиво жмакать в потной ладошке, или сразу напялит, или вступит в комнату с кожаной сбруей для забав, лубрикантом, а то и каким-нибудь милым сувениром в руках, мол, вручить забыл, пластмассовым сердечком или там элегантной подставкой под стакан из магазина «Фикс прайс», и Наташе придется объяснять, чего она пришипилась за дверью, как контуженая…

Митя возник совершенно беззвучно: только что тихонько возился у гардероба, а теперь шагнул в комнату и замер, неспешно оглядываясь. С вольно опущенной руки у него что-то свисало. Не лента упакованных презервативов. Не новогодняя гирлянда, не боа и не плетка для садомазоигрищ. Поясок. Бежевый, тонкий, но прочный. С ее, Наташи, пальто поясок.

«Наташ, он всегда удавку на месте подбирал, – говорил Андрей сто лет назад. – Поясок, подтяжки, провод, как…»

Как для мамы.

Наташа подхватила горшок и метнула его в висок Мити.

Глава восьмая