До Новембер (ЛП)

как

я

дрожу,

потому

что

останавливается и прижимает меня к

своему большому и тёплому телу. Его

руки обернуты меня, и я чувствую,

как его губы касаются моих волос.

Он

пахнет

пряным

и

тёплым

мужчиной, и мне хочется забраться к

нему под кожу. Он поднимает моё

лицо и притягивает к своему.

— Всё хорошо, детка, — шепчет

он, прижимаясь лбом к моему. — Я

не допущу, чтобы с тобой что-то

случилось. Но я хочу, что бы ты

глубоко дышала для меня, хорошо?

Я сейчас полностью захвачена

его близостью, так что не могу

думать ни о чём другом, кроме как

наклониться и прикоснуться к его

губам. Я качаю головой, стараясь

прояснить её, и делаю глубокий вдох.

Интересно, он может читать мои

мысли? Потому что даже в темноте я

могу различить его белоснежную

улыбку.

— Готова? — спрашивает он.

Я чувствую его тёплое дыхание

напротив

моих

губ,

поэтому

отстраняюсь и киваю, не позволяя

себе говорить. Моя дверь находится

внизу. Чтобы к ней добраться, нужно

спуститься

по

лестнице.

Ашер

становится

впереди

меня

и

открывает дверь.

— Жди здесь, пока я не приду и

не заберу тебя, — говорит он, входя в

мой тёмный дом.

— Ладно, — произношу я, когда

мои руки начинают ещё сильнее

дрожать.

Через несколько минут ко мне

выбегает Бист. Я приседаю и глажу

его, но чувствую что-то липкое. Что с

его шеей? Поднося руки ближе к

лицу, я понимаю, что они потемнели.

Затем включается и свет, и я кричу.

Мои руки все в крови.

— О, Господи! Что случилось?

— говорю я, пробегаясь руками по

телу Биста.

Он весь красный, но я не нахожу

никаких ранений или порезов. Я так

сильно дрожу, что мне приходится

сесть на землю. Бист мгновенно

взбирается ко мне на колени.

— Чёрт, — шипит Ашер, выходя.

Он убирает Биста от меня и

притягивает меня к себе в руки. —

Детка, всё хорошо. Успокойся.

— Я ду... Я... Я думала, что Биста

ранили, но ничего такого не нашла.

Почему

на

нём

кровь?

—

всхлипываю я, пока он гладит меня

по спине, прижимая ближе.

— Бист в порядке, но нам нужно

позвонить

в

полицию.

Кто-то

пробрался в дом и воспользовался

чем-то красным, чтобы написать на

стене.

Каким-то

образом

Бист

вляпался в это, прежде чем его

закрыли наверху.

Не дожидаясь окончания его

слов, я бегу в свою комнату. В

гостиной бардак. А на стене красным

буквами,

похожими

на

кровь,

написано сообщение.

Ни теней, ни огня,

Ни рассвета, ни дня,

Ни луны и ни солнца в помине,

Ни небес, ни земли,

Ни просвета вдали,

Ни границ, ни предметов, ни

сини,

Ни дорог, ни ручьёв,

Ни начал, ни концов,

Ни озябшего шпиля часовни,

Ни приезда гостей,

Ни утех, ни затей,

Никуда и не выбраться ровно,

Ни письма, ни газет,

Ни блаженства, ни бед,

Ни вестей ни с востока, ни с

юга,

Ни пчелы, ни цветка,

Ни живого листка,

Ни тепла, ни утех, ни досуга,

Но туман, но разлад,

Но слова невпопад –

Но-ябрь!

— Что за чёрт? — шепчу я, когда

Ашер поднимает меня на руки и

выносит обратно на улицу. — Я знаю

это стихотворение. Это «Ноябрь»,

Томаса Гуда. Зачем кому-то писать

его на моей стене? — спрашиваю я,

стараясь понять, что значат эти

слова.

— Без понятия, — отвечает он.

А я уверена, что ощущаю, как он

целует меня в макушку.

— Знаешь, я могу идти, — ворчу

я.

Он

ничего

не

отвечает

и

продолжает нести, пока не опускает

на пассажирское сиденье своего

джипа. Мои ноги стоят на выступе, и

он располагается между ними. Его

руки по-прежнему обернуты вокруг

моего тела, но одной он достаёт

телефон из заднего кармана.

— Привет, пап. Есть проблема. Я

в доме Большого Майка с его

дочерью, Новембер. В её комнату

вломились. Да, дочь Майка. Мы

сейчас не будем говорить об этом

дерьме.

Хорошо,

увидимся,

—

закрывая телефон, он перекидывает

его через меня на водительское

сиденье.

Я смотрю вниз на свои руки.

Они покрыты какой-то красной

дрянью так же, как и джинсы. Я не

могу перестать задаваться вопросом,

кто это сделал и зачем.

— Детка, посмотри на меня! —

Я поднимаю глаза и вижу в его

взгляде теплоту и обеспокоенность.

— Я удостоверюсь, что ты будешь в

безопасности. Обещаю.

Глядя в его глаза, освещённые

фарами от джипа, я вижу, как он

волнуется, так что рассказываю о

Нью-Йорке и о нападении, после

которого я уехала. Он слушает меня.

Его глаза темнеют, а челюсти

сжимаются с каждым последующим

словом. Когда я заканчиваю, он

качает головой и притягивает в свои

объятия. Я думаю, это больше для

него, чем для меня.

— Спасибо, что помогаешь мне,

— произношу я.

— Ты, — говорит он, целуя меня

в макушку, — никогда больше не

должна меня благодарить за то, что я

хочу делать.

— Я рада, что ты здесь.

И

это

не

ложь.

Я

даже