Я внезапно захотел оказаться как можно дальше от него. И не только от него – от всего этого: от УР, моей лаборатории, Нью-Йорка, Америки, даже Натаниэля и Дэвида. Я хотел оказаться дома, на ферме у бабушки и дедушки, быть таким же жалким и несчастным, как тогда, задолго до того, как это – все это – случилось. Но я никогда не смогу вернуться домой. С бабушкой и дедушкой мы не разговариваем, ферму затопило, и теперь моя жизнь такова, какова она есть. Надо выжать из нее все, что можно. Я так и сделаю.
Но иногда я опасаюсь, что у меня не получится.
Глава 3
Одно из самых приятных моих воспоминаний – как дедушка расчесывал мне волосы. Мне нравилось смотреть, как он работает, из угла его кабинета, там можно было сидеть часами, рисовать или играть и почти все время молчать. Однажды к дедушке зашел кто-то из его научных ассистентов, увидел меня и, как мне показалось, удивился.
– Я могу ее увести, если она вам мешает, – тихо сказал научный ассистент.
Тут настала дедушкина очередь удивляться.
– Мою девочку? – спросил он. – Она никому не мешает, и уж тем более мне.
Эти слова вызвали во мне гордость, как будто я что-то сделала правильно.
Обычно я сидела на подушке и наблюдала, как дедушка читает, печатает или пишет, а когда мне это надоедало, играла с деревянными кубиками. Кубики были белые, и я старалась не строить слишком высокую башню, чтобы она не обрушилась и не помешала ему своим грохотом.
Но иногда дедушка отрывался от работы и поворачивался в кресле.
– Иди сюда, маленькая, – говорил он, и я клала свою подушку на пол у него между ногами, а он доставал из ящика большую плоскую щетку и начинал проводить ею по моим волосам. – Какие у тебя красивые волосы, – говорил он. – И откуда у тебя такие красивые волосы?
Но это был так называемый риторический вопрос, а значит, мне не надо было на него отвечать, и я не отвечала. На самом деле мне вообще ничего не надо было говорить. Я всегда ждала этого момента, когда дедушка будет расчесывать мне волосы. Это было очень приятно и очень успокаивало, как медленное погружение в прохладные глубины.
Правда, после болезни у меня больше не было красивых волос. Как и у всех выживших. Это все из-за лекарств: сначала волосы выпали, а когда снова выросли – стали тонкими, жидкими и блеклыми, и отрастить их было невозможно, потому что они начинали переламываться. Большинство людей стригли их очень коротко, чтобы они просто прикрывали голову. Та же участь постигла и многих заразившихся в 50 и 56 годах, но для нас, переживших болезнь 70 года, последствия оказались серьезнее. Сначала по длине волос можно было определить, болел человек в 70-м или нет, но потом другой препарат с тем же действующим веществом стали выписывать для борьбы с вирусом 72 года, и прическу уже нельзя было истолковать однозначно, да и стричь волосы коротко стало практичнее: не так жарко, и для ухода за ними требуется меньше воды и мыла. Поэтому теперь многие носят короткие стрижки – это дешевле. По длинным волосам можно узнать жителей Четырнадцатой зоны: всем известно, что им достается втрое больше воды, чем нам, хотя по объему государственного водоснабжения наша Восьмая зона на втором месте.
Я начала думать обо всем этом потому, что на прошлой неделе, когда я ждала шаттл, в очередь со мной встал какой-то незнакомый мужчина. Я стояла почти в самом конце и поэтому могла хорошо его разглядеть. Серый комбинезон, похожий на те, которые носит мой муж, – значит, он специалист по техническому обслуживанию на Ферме или даже на Пруду, – легкая нейлоновая куртка, тоже серая, а на голове кепка с большим козырьком.
Последние несколько недель мне было как-то не по себе. С одной стороны, я была счастлива, потому что приближался декабрь, а декабрь – лучший месяц в году: иногда бывает так прохладно, что вечером можно выйти в куртке с капюшоном, и, хотя дождей нет, висящий над домами смог рассеивается, а в магазине появляются овощи и фрукты, которые выращивают только в холодное время года, – например, яблоки и груши. В январе начинаются штормы, а в феврале отмечают Новый год по лунному календарю, и тогда все сотрудники государственных предприятий или исследовательских институтов получают шесть дополнительных талонов в месяц: четыре на крупу и два либо на молочные продукты, либо на овощи и фрукты, по желанию. Мы с мужем обычно складываем наши дополнительные талоны, и на двоих у нас получается восемь на крупу, два на молочные продукты и два на овощи и фрукты. На следующий год после свадьбы, когда муж первый год работал на Ферме, мы купили на лишние талоны немного твердого сыра. Муж завернул его в бумагу и спрятал в дальний угол коридорного шкафа – в самое холодное место в квартире, по его словам, – и сыр не портился довольно долго. Ходили слухи, что на этой неделе могут выделить дополнительный день на купание и стирку – так было два года назад, а в прошлом году стояла засуха и его не давали.