До самого рая

Я долго не могла поверить, что все это действительно произошло. Казалось, мои мысли воплотились в жизнь. Я так сосредоточенно наблюдала за самим появлением этого мужчины, что даже не запомнила никаких важных деталей в его внешности.

– Каждый раз, увидев нового человека, ты должна постараться отметить в нем пять особенностей, – говорил мне дедушка, когда я безуспешно пыталась кого-нибудь описать. – Какой расы этот человек? Высокий он или маленький? Толстый или худой? Быстро он ходит или медленно? Смотрит вниз или прямо перед собой? Эти вещи скажут тебе многое из того, что нужно знать о нем.

– Как? – спрашивала я. Я не понимала, о чем он.

– Допустим, человек идет по улице или по коридору очень быстрым шагом, – объяснял дедушка. – Может, он оглядывается? Вдруг он убегает от чего-то или от кого-то? Эта деталь могла бы подсказать тебе, что он напуган. Или, может, он бормочет что-то себе под нос и смотрит на часы – это даст тебе понять, что он куда-то опаздывает. Или, предположим, он идет медленно и при этом смотрит вниз, себе под ноги. Это может значить, что он глубоко задумался или просто замечтался. В любом случае ты поймешь, что его мысли сейчас где-то далеко и что его – в зависимости от ситуации – пожалуй, не стоит отвлекать. Или, может, его как раз таки нужно

отвлечь, нужно о чем-нибудь предупредить.

Вспомнив об этом, я попыталась мысленно описать незнакомца. Он был белый, как я уже сказала, и шел быстро, но не оглядывался. Он шел так, как ходят по коридорам лаборатории постдоки: не глядя по сторонам и тем более не оборачиваясь назад. В остальном про него трудно было что-то сказать. Он не был ни толстый, ни худой, ни молодой, ни старый, ни высокий, ни маленький. Это был просто человек на Бетюн-стрит, и он скрылся в том же доме, где на прошлой неделе скрылся мой муж.

Тут я услышала еще чьи-то шаги, а когда посмотрела в ту сторону, увидела мужа. И снова мне показалось, что это не по-настоящему, что это сон, который стал явью. Он был в обычной одежде и держал в руках нейлоновую сумку, а значит, снял рабочий комбинезон еще на Ферме. На этот раз он не оглядывался по сторонам и не подозревал, что за ним наблюдают; он поднялся по лестнице, постучал в дверь, и его впустили.

А потом наступила тишина. Я подождала минут двадцать, чтобы посмотреть, не придет ли кто-нибудь еще, но больше никто не пришел, и в конце концов я пошла домой. По дороге я встретила еще нескольких человек – женщину, которая шла куда-то сама по себе; двух мужчин, которые обсуждали, как они ремонтировали электрооборудование в одной из школ; одинокого мужчину с щетинистыми темными бровями – и при виде каждого из них я задавалась вопросом: не идут ли и они в дом на Бетюн-стрит? Станут ли они подниматься по лестнице, стучать в дверь, произносить какой-то секретный код, чтобы их впустили? А что они будут делать, когда окажутся внутри? О чем они говорят? Знают ли они моего мужа? Может, один из них тот человек, который посылал ему записки?

Давно ли мой муж туда ходит?

Вернувшись в нашу квартиру, я снова открыла коробку в шкафу и просмотрела ее содержимое. Я подозревала, что там могло появиться что-нибудь новое, но ничего не появилось. Перечитывая записки, я вдруг поняла, что ничего интересного в них нет – это самые обычные слова. Тем не менее я почему-то не сомневалась, что ничего подобного мой муж никогда бы не написал мне, а я – ему. Но, несмотря на свою уверенность, я не смогла бы объяснить, что в этих записках такого особенного. Я перечитала их еще раз, убрала на место и легла на свою кровать. Теперь я понимала, что зря выслеживала мужа: то, что я узнала, мне совсем не помогло. Собственно, узнала я, что муж, судя по всему, каждый свободный вечер ходит в одно и то же место, но даже это была всего лишь теория, которую я не смогла бы доказать – если только не следить за ним каждую неделю. Но больше всего меня расстроило вот что: отвечая на вопрос человека по ту сторону двери, мой муж рассмеялся. Я не могла припомнить, когда в последний раз слышала его смех и слышала ли вообще, – а у него оказался очень приятный смех. Он был в чужом доме и смеялся, а я сидела в нашей квартире и ждала его возвращения.

На следующий день я, как всегда, поехала в УР. Атмосфера в лаборатории оставалась по-прежнему непривычной, постдоки были по-прежнему молчаливые и сосредоточенные, кандидаты – по-прежнему встревоженные и взбудораженные. Я подходила к ним, приносила новых мизинчиков, уносила старых, задерживаясь возле тех кандидатов, которые, как я знала, отличались разговорчивостью и любили посплетничать. Но на этот раз они ничего не обсуждали.