До седьмого колена

Недалеко от того места, где проселочная дорога выходила на шоссе, она ныряла в березовый перелесок. Здесь убийца остановил мотоцикл, откатил его подальше в лес, снял с багажника спортивную сумку и не спеша переоделся. Завалив сослуживший свою службу мотоцикл сучьями, он вразвалочку двинулся к шоссе. Услышав впереди себя несмолкающий шум большой дороги, похожий на отдаленный рокот прибоя, и увидев в просветах между стволами берез мелькающие цветные пятна проносящихся по шоссе автомобилей, убийца свернул под прямым углом и пошел параллельно трассе. Пройдя лесом километра полтора, он выбрался на дорогу и увидел, что немного ошибся в расчетах: оставленный на обочине автомобиль оказался не прямо перед ним, как он предполагал, а метрах в ста правее.

Убийца перешел дорогу и сел за руль немолодой «восьмерки» с пятнами ржавчины на крыльях. Двигатель завелся с пол-оборота; убийца дисциплинированно включил указатель левого поворота, выбрался с обочины на проезжую часть и дал газ. Простоявшая полдня на солнцепеке машина была раскалена, как духовка; убийца опустил стекло слева от себя, ловко закурил одной рукой и втолкнул кассету в приемную щель магнитолы. «Братва, не стреляйте друг в друга», – запел хрипловатый задушевный баритон. Убийца задумчиво покивал головой, соглашаясь с певцом, поерзал на сиденье, принимая более удобную позу, и погнал машину прочь от Москвы.

Он сделал огромный крюк протяженностью километров в двести и въехал в город совсем с другой стороны, ухитрившись не привлечь к себе ничьего внимания. Недалеко от Центра он остановил машину и вышел, с удовольствием разминая затекшее тело. Заметив поблизости пластиковую раковину таксофона, убийца двинулся туда, закуривая на ходу. Он вставил в прорезь аппарата карточку, по памяти набрал знакомый номер, послушал длинные гудки, беспечно дымя сигаретой и глазея на легко одетых девушек, и, когда на том конце провода сняли трубку, сказал:

– Это я. Первого можешь вычеркнуть.

– Даллас? – после короткой паузы спросили на том конце.

– Ага, – сказал убийца и подмигнул проходившей мимо девушке. Девушка поспешно отвернулась и сделала крюк, чтобы подальше его обойти.

– Ты все сделал, как я велел?

– В лучшем виде, – сказал убийца.

– Хорошо, – сказал голос в трубке. – Пока можешь отдыхать, я тебя найду. А пакет?

– Пока со мной, – ответил убийца. – Ничего, я его сейчас пристрою.

– Аккуратно, – напомнил голос в трубке.

– Аккуратный – это мое детское прозвище, – сказал убийца и, не прощаясь, повесил трубку.

Выходя из телефонной будки, он столкнулся с каким-то пьяным, который брел по тротуару без руля и ветрил, выписывая заплетающимися ногами затейливые кренделя.

– Аккуратнее, братишка, – сказал убийца миролюбиво.

– Смотри, куда прешь, рожа, – одновременно с ним прорычал пьяный.

Язык у него заплетался, широкая физиономия пламенела нездоровым румянцем, усы стояли торчком, волосы были всклокочены, а подол рубашки с одной стороны выбился из-за пояса брюк. Судя по одежде, внешнему виду и манерам, это был типичный лох, серая законопослушная скотинка, в честь неизвестного праздника налакавшаяся до полного беспамятства среди бела дня. Это глупое животное находилось в той стадии опьянения, когда любой кролик начинает чувствовать себя львом и всячески стремится это доказать. Словом, явление было вполне обыденное, и убийца наверняка не счел бы его достойным внимания, но пьяный придерживался на этот счет несколько иного мнения. Похоже было на то, что он счел себя оскорбленным или ущемленным в каких-то своих, одному ему ведомых правах. Как бы то ни было, он ловко заступил пытавшемуся обойти его убийце дорогу, довольно сильно толкнул его в плечо открытой ладонью, покачнулся на нетвердых ногах, вцепился обеими руками в куртку своего оппонента и, дыша на него парами неусвоенного алкоголя, агрессивно поинтересовался:

– Че те надо, педрила? Че ты тут ползаешь, петушина безглазая?

На миг убийце показалось, что это неспроста, что заказчик решил рассчитаться с ним не деньгами, а засунутым под ребро перышком. В следующее мгновение он прогнал эту мысль: пьяный был пьян по-настоящему, без дураков, и то, что он сейчас вытворял, было следствием обычного пьяного куража. Умнее всего было бы отцепить его от себя и спокойно уйти, однако убийца совсем недавно вернулся в Москву из мест, где намеки на нетрадиционную сексуальную ориентацию не принято было оставлять без внимания. Реакция на такие намеки вошла у него в плоть и кровь, сделавшись неотъемлемой частью натуры, и его костлявый кулак вошел в плотное соприкосновение со слюнявыми губами пьяного раньше, чем убийца успел подумать, стоит ли связываться с дураком.

Удар был силен; пьяный покачнулся, но не упал и даже не разжал пальцев, по-прежнему сжимавших куртку убийцы.

– Ах ты пидорюга! – взревел он. – Ах ты туз дырявый! Ты драться?! Ну, получай!