До шестого дня луны

У Вейлина тряслись руки, пока он железной палкой отковыривал камень внизу стены. Оттуда он извлёк две книги: трактат по медицине и инструкцию по изготовлению повозок. Обе между строк и на свободных частях страниц были исписаны мелким почерком.

Поговорив с Вейлином и выяснив, что тот нашёл книгу в телеге, когда по приказу жреца ездил к резчику по дереву, и взял её, чтобы использовать для записи стихов, Элбан пошёл в дом жреца.

Тело покойного было накрыто покрывалом, на столе рядом с корзинкой хлеба стоял искусно вырезанный кубок. Здесь же находился пузырёк, до середины наполненный тёмной жидкостью, понюхав которую Элбан узнал запах дурмана. Он поднёс к носу кубок, и ощутил аромат свежей древесины.

Вернувшись к себе, Элбан сразу же лёг спать, решив отправиться в рощу, как рассветёт, но сон не шёл, мысли метались, а вместе с ними метался по соломенному тюфяку Элбан. Уснул он ближе к утру, и сон перенёс его на пять долгих зим назад, когда он в последний раз видел рыдающую маму и уничижающий взгляд отца.

– Ты недостоин, – сказал тот, и Элбан проснулся.

За воротами крепости начиналась роща. Свернув с тропы, ведущей к священному дубу, Элбан увидел расколотый молнией тис, отвалившаяся часть ствола которого отсутствовала. «Так это был тис? Вейлин не сказал мне. Ему же известно, что тис ядовит?» – думал Элбан, медленно подходя к свежей ране дерева. Запах вблизи показался очень знакомым, и дрожь пробежала по спине. Элбан потряс головой, отгоняя мысли о виновности друга, и сейчас же отправился в селение к резчику по дереву.

Отыскать его не составило труда, дом выделялся резными украшениями на двери и окне. Резчик стоял в дверях и смотрел, как Элбан кряхтя выбирался из крохотной повозки.

– Позвольте мне спросить, наслышан я, что дерево в руках у вас поёт, как арфа Дагды, – начал Элбан, всматриваясь в маленькие глаза мастера, – на днях вы изготовили из тиса нечто по заказу. Что это было?

– Я изготовил идола для вас же, друидов, но более заказов не принимаю до десятого дня, – ответил тот и собрался закрыть дверь, но Элбан окликнул его, чтобы спросить насчёт кубка.

– Что-то зачастили друиды в наши края, – послышался громовой голос и к Элбану подошёл плечистый мужчина с чёрной шапкой кудрявых волос, – пройдём-ка ко мне побеседуем, расскажешь, чем дышат жрецы, что видят они в нашем туманном будущем, – тон был таким, что Элбан сразу догадался, его не просят, а приказывают.

Мужчина махнул рукой на высокий каменный дом, возвышающийся над другими, что означало, он не меньше, чем глава селения. Полуденное солнце скользнуло в открытую дверь, осветив, возможно, и просторное, но только не для Элбана, помещение. Его взгляд упал на полку с покрытой эмалью посудой, на краю которой стоял кубок. Можно было сказать, что это кубок – близнец того, из которого отравили жреца. Мужчина что-то спрашивал, но Элбан, с трудом отведя взгляд от посудины, лишь молча и растерянно смотрел на него.

– Так что насчёт жреца? – долетел до Элбана вопрос.

– Жрец мёртв, – выпалил Элбан, не разузнав, о каком жреце справлялся глава, не обдумав ответа, и как-то сразу отметив про себя мощные руки и хмурое лицо мужчины, наводящее страх.

Глава поднял брови, и его лицо вытянулось. Элбан попятился.

– Мне жаль, просите, я должен идти, прошу прощения, – он начал заикаться, двигаясь спиной к двери, кое-как открыл, а потом бросился к повозке и погнал лошадь в крепость.

Всю дорогу Элбан думал, откуда мог взяться у главы селения такой же кубок? Знает ли он о свойствах тиса? Могло ли ему понадобиться убивать жреца? Вопросы вертелись в голове, но ответов не находилось, и в первую очередь, он отправился к Гейрту, которого застал в гроте перед стоящими полукругом свечами.

– Оллам Гейрт, – вполголоса позвал Элбан, – что вы можете сказать о главе селения?

– Дуфф? Тёмный человек. Исправно участвует в жертвоприношениях, но не верит в их силу.

– Позвольте высказаться, оллам Гейрт, – продолжил Элбан, – я тут поразмышлял, ведь если каждый день пить понемногу сок дурмана, организм свыкнется и начнёт принимать как должное? То есть для отравления человека, привыкшего употреблять яд, нужна гораздо большая порция.

– К чему это ты, Элбан?

– Полагаю, жрец отравился, выпив из тисового кубка. Но это мог быть и не Вейлин, ведь если подумать, зачем было ему делать это?

– О, я знаю, почему Вейлин, сын волка, желал смерти верховного жреца, – сказал Гейрт, – потому что проклинает судьбу друида. Его, потомка племени волков, в малолетстве отправили сюда, чтобы племя заимело своего жреца, каким был его покойный дед, но Вейлин ни дня не стремился ни к силе, ни к знаниям, всё делал по-своему и не раз вызывал гнев старших. И эти его стихи. Ты только глянь. О женщинах, о плотских желаниях. Ему давно уже опостылела наша вера.

Гейрт сплюнул и вышел из грота, оставив свечи догорать.

Элбан расспросил о главе селения старейшин и учителей. И целитель Бранн, и учитель Джодхан подтвердили слова Гейрта, зато виночерпий Сид сказал, что Дуфф – внимательный, справедливый глава и запрещает виноделам поднимать цены на вино для жрецов.