До сих пор

Сказать всё это отцу — было самой тяжелой вещью, что мне когда-либо приходилось делать. Отец мечтал, что однажды мы будем работать вместе. Подростком он брал меня на выездные распродажи. Мы надевали парадные костюмы и отправлялись по всем маленьким французским деревенькам в пригороде Монреаля. У него были друзья в каждой деревне — это мой старый друг Джейк, мой старый друг Пьер, мой старый друг Роберт, — люди, которые покупали у него много лет. Каждому из этих мужчин он гордо представлял меня: «Это мой сын», и они высказывали свое мнение по поводу того, как я вырос, как сильно я похож на него. Для него это было бальзамом на душу. Меня вводили в семейный бизнес.

Я не представлял, как сказать ему. Однажды, во время учебы на третьем курсе, мы по какой-то причине находились в моей спальне, и он мимоходом спросил, думал ли я о будущем. И так же мимоходом я ему ответил — я хочу быть актером. У него аж сердце упало.

Он опустился на кровать, словно чудовищность сказанного ударила его. Он не понимал театр. Игра — это не занятие для мужчины. Актеры — это лодыри. Что-то сродни менестрелям. Шансы на какой-то успех, на то, что твоя жизнь будет полноценной и имеющей какое-то значение, были очень, очень малы. Я знал, что он был сильно огорчен, но он только и сказал мне: «Что ж, делай, что хочешь. Для тебя здесь всегда найдется место. У меня нет денег, чтобы содержать тебя, но я помогу, чем смогу». Единственное, что он попросил меня — не стать «приживалой». Под этим он имел в виду зависимость от других людей, от пособия по безработице, неспособность человека прокормить себя.

Как отважен он был, решившись оставить свои мечты, чтобы я мог достичь своих! И как это, должно быть, ранило его! Он был человеком, глубоко убежденным в реальности зарабатывания денег конкретным трудом; жизнь артиста была для него невообразима. Но вместо того чтобы отговаривать меня или давать советы, он дал мне свободу.

И он всегда держал для меня то место. Просто на всякий случай.

Я закончил Университет Макгилла с дипломом по коммерции и сразу же пустил его в ход. Миссис Рут Спрингфорд, женщина, которая режиссировала у нас несколько студенческих пьес, была директором летнего театра Mountain Playhouse. Зная меня, она предложила мне место помощника руководителя. Компания ставила в основном бродвейские шоу с одним комплектом декораций, такие как «Римская свеча» и «Зуд седьмого года». В те годы драматурги писали пьесы с минимальными декорациями, зная, что если их шоу имеет успех на Бродвее, то число компаний, готовых ставить их в местных театрах — и платить авторские гонорары — будет зависеть в основном от количества в них сменных декораций. Как правило, те пьесы были легкими комедиями с молодым парнем в главной роли — часто застенчивым и неуклюжим — с невинной улыбкой, настолько большой, что ее видно с последних рядов.

Я был ужасным помощником руководителя. Позор на мой диплом по коммерции! Я терял билеты и путал брони, а брони и билеты в основном и были моими обязанностями. Актеры с легкостью заменялись, но выживаемость театра зависела от правильной продажи билетов. Большинство актеров были нанятыми; чтобы спасти театр, меня выгнали в актеры. И я начал играть роли молодых счастливчиков.

То были бродвейские шоу, привезенные в Канаду; публика готова была смеяться. Мой талант заключался в том, что я знал все свои реплики и умел подождать, пока зрители отсмеются, перед тем как продолжить. Формально, у меня не было актерской подготовки; я никогда не учился. Я читал об актерах Нью-Йорка, изучающих Метод. Но вообще-то у меня был свой собственный метод — я произносил свои реплики так, будто я и есть герой пьесы. Я научился играть посредством самой игры. Зрители научили меня, как играть. Если я что-то делал и публика реагировала, я делал это снова. Так что тот опыт ежевечерней работы, заучивания слов, экспериментов с движениями и выражениями и был моей актерской школой.

Несколько лет спустя, когда я стал участником Стратфордского Шекспировского Фестиваля, они там открыли классы по постановке техники и голоса, и даже фехтованию, для молодых актеров. Проблема была в том, что мы слишком много работали в качестве актеров и у нас просто не было времени на занятия, где бы нас учили, как играть.

К тому времени, как я изучил технику, мы уже запустили второе шоу в том сезоне и наполовину отрепетировали третье. В Стратфорде я работал с такими классически обученными актерами, как Джеймс Мейсон и Энтони Куэйл. Мы каждый день работали с опытными актерами, репетировали с ними, исполняли маленькие роли, дублировали их, а когда мы не находились на сцене, то наблюдали за их игрой. Наблюдая за актерами, читая о них и живя с ними — посредством этого я и учился игре. Я обучился профессиональному мастерству, но научился играть с помощью самой игры.