До свидания, Рим

– Еще до приезда синьора в Рим я читала, будто он повредил связки, – сказала я Пепе, когда ария кончилась. – Но, похоже, это неправда: его голос всегда звучит безупречно.

– Где ты такое вычитала?

– В журналах вроде «Конфиденце», – призналась я.

Я думала, что мои слова вызовут у него неодобрение, однако Пепе кивнул.

– От слухов никуда не денешься. Синьор Ланца уже давно не пел вживую, вот и пошли сплетни, будто он потерял голос.

– Но мы ведь только что слышали, как он поет вживую.

– Одно дело петь, когда ты один в комнате, и совсем другое – перед полным залом. Если синьор Ланца хочет положить слухам конец, он должен выступить на сцене, и чем скорее, тем лучше.

– Может, он выступит в эти выходные – на благотворительном балу в Napoli? Тогда я смогу его услышать.

Пепе взялся за скалку, чтобы продолжить раскатывать мясо, и так и застыл с поднятой рукой:

– Ты же не едешь в Napoli, правда?

– Еду. Я должна сопровождать Бетти на бал. Я хотела сказать тебе еще вчера, но ты был слишком занят.

– Ты не можешь поехать, – возразил Пепе. – «Мадам Баттерфляй», неужели забыла? У нас билеты на эти выходные.

Взбудораженная столькими радостными событиями, я как-то не сообразила, что не смогу быть в двух местах одновременно.

– О нет… Что же мне делать?

– Поговори с синьорой Ланца. Скажи, что не поедешь.

– Я уже пообещала. Нельзя ее подвести.

– Как будто она без тебя не обойдется! – раздраженно сказал Пепе. – Я купил билеты, а они, между прочим, немалых денег стоят.

– Знаю… Извини…

– Так ты с ней поговоришь?

Я помнила, с каким лицом Бетти рассказывала об официальных приемах, и знала, что ей будет одиноко: все окружат Марио, а она останется в стороне. Мне и раньше доводилось видеть такое на съемочной площадке и пару раз на улице. Бетти сохраняла горделивый вид и улыбалась, но, должно быть, ей тяжело было видеть одни спины и сознавать, что не она центр всеобщего внимания.

– Я обещала… – тихо повторила я.

– Ты и мне обещала.

– Я должна ехать – это ведь моя работа.

– Но я хочу, чтобы ты пошла со мной в оперу, Серафина, – настаивал Пепе. – Я так этого ждал. Неужели она не обойдется один раз без тебя?

– Не думаю, – виновато ответила я. – Бетти нужна я, а мне нужна работа. Я не хочу ее потерять. А ты не можешь пригласить кого-нибудь другого?

Пепе фыркнул и, швырнув скалку на стол, повернулся ко мне спиной. Наблюдая, как он достает из духовки и вытряхивает на решетку золотистые буханки хлеба, я с горечью думала, что это я его рассердила и испортила утро, которое начиналось так чудесно. Мне хотелось вернуть то легкое настроение, которое царило на кухне всего несколько минут назад.

– Пепе, мне очень жаль…

Он даже не повернулся.

– Марио Ланца, знаешь ли, не единственный тенор в Италии, – сказал Пепе, посыпая поджаристый хлеб мукой. – Есть и другие великие певцы – Ди Стефано, Тальявини, Раймонди и еще много кто. У них тоже красивый тембр и страстная манера исполнения – они ничуть не хуже Ланца. Ты считаешь его лучшим только потому, что никого больше не слышала.

Расстроенная, я ушла с кухни, предоставив Пепе дуться в одиночестве. Я не хотела его обидеть, однако не могла поступить иначе. Бетти во мне нуждалась – это я знала точно. А я нуждалась в ней и в Марио, так что выбора у меня не было.

Пепе злился всю неделю: за обедом садился на другом конце стола, больше не предлагал попробовать новые блюда, не обменивался со мной взглядами. Мне не хватало его общества и разговоров.

Я уже представляла, как займу кресло рядом с Пепе, оркестр настроит инструменты, сцена осветится, и зазвучат прекрасные голоса. А потом мы обсудим спектакль: Пепе выслушает мое мнение и объяснит то, чего я не поняла или упустила. От мысли, что теперь ничего этого не будет, становилось грустно. Но еще обиднее было потерять его дружбу.

Я устала смотреть на спину и затылок Пепе и несколько раз пыталась с ним поговорить. Как-то утром, пока он готовил для Бетти поднос с яйцами всмятку, тостами и чаем, я решилась спросить:

– Ты нашел, кому отдать билет в оперу?

Пепе положил на поднос накрахмаленную салфетку, а рядом – до блеска начищенные нож, ложку и вилку.

– А зачем? Ты ведь идешь со мной, – упрямо сказал он.

– Я же говорила…

– Не желаю ничего слушать.

На поднос с грохотом опустился чайник, а за ним – тарелка с тостами и чашечки с яйцами.

– Пепе, ты невыносим! Сам прекрасно знаешь, как бы мне хотелось пойти.

– Не пойму, что тебе мешает. А теперь беги, отнеси ей завтрак, пока все не остыло.

Поднимаясь по лестнице с подносом в руках, я слышала, как Пепе кричит на экономку: ему, видите ли, доставили не то, что он заказывал, еще и про муку забыли. Его голос отдавался от мраморных стен так же гулко, как голос синьора Ланца во время репетиций.

На этот раз даже Бетти обратила внимание на крики Пепе. Когда я вошла в комнату, она уже не спала, и сидела в постели.

– Ох уж этот повар, – сказала она, пока я наливала чай. – Готовит, конечно, хорошо, но уж больно темпераментный. Все время эти крики… Начинаю подумывать, не отказать ли ему от места.

– Нет, пожалуйста, не надо, – попросила я, чувствуя, что краснею.