До свидания, Рим

А ведь это время могло стать таким счастливым! Настроение на вилле Бадольо царило приподнятое, синьор Ланца выздоровел и готовился к съемкам нового фильма. Они с Костой постоянно репетировали. Особенно их радовало то, что арии к картине собирались записывать в Римском оперном театре. Каждый день по дому разносились песни о победе, любви и смерти. Но я была так подавлена, что даже пение Марио меня не трогало – по крайней мере, так, как прежде.

– Он в хорошей форме, – повторял Пепе, когда я заглядывала к нему на кухню.

– Сегодня его голос опять звучит потрясающе, правда? – говорила Бетти, пока я помогала ей одеваться на прогулку.

– Великолепно, Марио! Грандиозно! – не уставал восторгаться Коста.

Пение Марио никого не оставляло равнодушным: ни экономку, ни гувернанток с горничными, ни даже уборщика Антонио, который специально задерживался в коридоре, чтобы послушать Vesti la Giubba, и вздыхал при первых же звуках. Скорбная и душераздирающая, эта ария отвечала моему тягостному настроению, и слушать ее было невыносимо.

Даже если на сцене «Театро-дель-Опера» Марио ждет грандиозный успех, что с того? Моя жизнь от этого не изменится, а проблемы не испарятся.

Зато Пепе пришел в восторг, особенно когда узнал, что нам разрешат присутствовать при записи арий.

– Мы все равно что увидим его в опере, – с восторгом говорил он. – Первое настоящее выступление Марио Ланца в Италии! Какая честь – присутствовать при этом!

– Да, знаю, – бесцветным голосом ответила я.

Мы сидели под магнолиями в саду виллы. Шел конец августа, и вечер стоял по-летнему теплый. Пепе с наслаждением курил сигару. Легкое и веселое настроение не покидало его с тех самых пор, как мы вернулись из Вальхензее.

– Пожалуй, это лучшая картина с участием синьора Ланца, – объявил Пепе, выдыхая дым. – В ней очень много оперной музыки, и он исполнит каждую арию целиком.

– Это фильм о любви? – спросила я.

– Ну да. А разве они бывают о чем-то другом? – пожал плечами Пепе. – И вообще, кому какое дело до сюжета? Пение – вот что главное.

Тем вечером поцелуи Пепе пахли терпким сигарным дымом. Его пальцы гладили меня по волосам и скользили по спине. Прильнув к нему, я пыталась выбросить из головы все мысли, пыталась наслаждаться его прикосновениями, но не могла избавиться от терзавшего меня страха: а что, если он узнает обо мне всю правду? Что тогда?

* * *

В кои-то веки я волновалась только о себе. Когда мы заняли места в зале Римского оперного театра, за синьора Ланца я была спокойна. Я слышала, как с каждым днем его голос звучал все смелее и увереннее, и знала, что он готов.

Первым записывали триумфальный марш из «Аиды». Мы с Пепе много раз слышали, как Марио его репетирует, однако все остальные были просто поражены. Чего стоила одна мощь его голоса! Должно быть, они думали, будто талант Марио угасает, а здоровье совершенно подорвано. Никто не ожидал, что он вложит в каждое слово такую силу и страсть. Когда Марио кончил петь, все музыканты до единого положили инструменты и зааплодировали, а хор кричал: «Браво! Браво!»

Губы Пепе подернулись довольной улыбкой.

– После такого «Театро-дель-Опера» начнет умолять синьора Ланца открыть новый сезон, – сказал Пепе, когда овации немного утихли. – Да что там! Каждый театр Европы будет мечтать о том, чтобы его заполучить.

Каждая ария, которую он исполнял, становилась новой победой, и мы чувствовали, как нарастает восторг зрителей. Голос Марио Ланца – лучший в мире, и теперь никто не сможет это отрицать. Но я не находила в душе того удовольствия, которое должна была испытывать: все величие момента заслонили мои собственные неприятности.

Если Пепе и заметил мое унылое настроение, то ничего не сказал.

– Новое начало! – возбужденно говорил он, выходя со мной из театра. – После всех проблем со здоровьем это как раз то, что ему сейчас нужно. Теперь жизнь у него наладится – вот увидишь!

Мне его надежды казались необоснованными.

– После концерта в лондонском «Палладиуме» мы думали точно так же, а вышло совсем наоборот, – возразила я.

– Тут совершенно другое – это же опера! – настаивал Пепе. – Теперь он сможет освободиться от Голливуда.

Когда новость о великолепном выступлении Марио облетела мир, предложения посыпались градом. Его звали к себе театры всей Европы и даже Южной Америки, предлагая самому выбрать репертуар и партнеров по сцене. «Ла Скала» сулила двухлетний контракт, Римский оперный театр – роль в «Паяцах» и «Тоске». Всеобщее внимание льстило синьору Ланца, и он часто обсуждал с Бетти и Костой, чем бы занялся, будь у него время.

– К сожалению, пока мне не до того, – говорил он, обсудив очередное предложение. – Я должен закончить работу над фильмом, пусть «Ла Скала» немного подождет.

Новый фильм рассказывал историю оперного певца, который приезжает на Капри и влюбляется в прекрасную глухую девушку. Съемки должны были проходить не только в Италии, но, к моему облегчению, Ланца не собирались переезжать с виллы Бадольо или увольнять кого-то из слуг.