Читаем До свидания, Рим полностью

– В нашем домике на Мерси-стрит мы часто слушали, как он поет под пластинки Карузо. Мы так гордились его талантом! Ничто не могло бы удержать моего Фредди. Я всегда знала, что голос уведет его далеко от дома. В конце концов, думаю, именно голос забрал его у нас.

– В Голливуд? – спросила я.

– Да, в Голливуд. А потом в Италию, а в конце концов и в могилу. Его убила не мафия, как думала бедняжка Бетти. Его убил собственный голос.

– Но врачи говорят, что он умер от инфаркта. При чем же тут голос? – в замешательстве спросила я.

Мария отпила вина и посмотрела на портрет, который стоял у нее на туалетном столике. Марио, совсем молодой, очень загорелый и мускулистый, смеялся и позировал перед фотоаппаратом, стоя на пляже в компании друзей в купальниках и плавках.

– Если бы вы знали его тогда, вы бы поняли, – сказала Мария. – Он был хорошим мальчиком с большим сердцем – простым парнишкой из южной Филадельфии, который не любил скучать. А из-за голоса его втянули в совершенно другую жизнь. Все произошло так быстро… Внезапно появились все эти люди, жаждущие оторвать от него кусок, – агенты, менеджеры, директора киностудий, а он не умел говорить «нет». Ему приходилось трудно: он не знал, кому доверять, становился раздражителен. Жизнь для него перестала быть простой. Мой Фредди – обычный мальчик, который попал в сумасшедший водоворот бизнеса. Я часто думаю, если бы успех пришел немного позже… или не пришел вообще… возможно, он все еще был бы жив.

– Наверное, лучше бы этот голос принадлежал только вам – тогда бы он не убил синьора Ланца.

Мария со вздохом покачала головой:

– Его голос принадлежал Богу, который сначала дал его миру, а потом забрал обратно. Фредди ходит теперь пред ним.

Эти разговоры напоминали мне наши долгие беседы с Бетти, и, слушая рассказы Марии, я понемногу к ней привязалась. Тяжба за опекунство наконец-то кончилась, и было решено, что детей будет воспитывать Мария в доме на Тойопа-драйв. К тому времени наши жизни тесно переплелись, и я бы легко могла поселиться вместе с ними. Обе гувернантки решили остаться в Америке, ничто не мешало мне последовать их примеру. Но я не забыла, что на свете есть другое место, где пахнет раскаленными на солнце старыми камнями и журчит в фонтанах вода. Мне хотелось снова ощутить под ногами мостовые Рима, прогуляться по его улицам, где звучит итальянская речь. Пара торопливых строк на открытке не могла заменить мне маму. Я мечтала увидеть подросшую Розалину и послушать пение Кармелы. Я скучала по дому. И еще я постоянно думала о Пепе – где он? Для кого теперь готовит?

Прошло больше года с тех пор, как я приехала в Америку, когда я наконец согласилась, чтобы Мария купила мне билет на самолет. Обнимая детей, я прощалась со всем, что осталось от семьи Ланца. До последнего момента я прижимала к себе Дэймона, ведь именно с него все и началось.

– Не забывай свою тетю Серафину, – прошептала я.

Но он был еще совсем малыш, и я понимала, что скоро изглажусь из его памяти.

And This Is My Beloved[55]

Когда возвращаешься из-за границы в Италию, принято всячески выставлять напоказ свой успех, щеголять дорогой одеждой и золотыми побрякушками и требовать уважения к тому, чего ты добился. Я вернулась в том же пальто, в котором уезжала, с тем же дешевеньким чемоданом в руках. Дома меня не ждала работа, а от прошедших четырех лет не осталось почти ничего осязаемого. Вместе с семьей Ланца исчез и тот мир, в котором я жила.

Даже родные теперь казались чужими. Розалина вытянулась и дичилась меня, Кармела стала еще большей модницей, mamma выглядела старше и не так эффектно. Я взяла на себя свои старые обязанности – стирала одежду и готовила еду, – но уже не могла довольствоваться прежней жизнью, потому что сама я тоже изменилась.

Лето только началось, дни стояли долгие и солнечные, и я пользовалась малейшим предлогом, чтобы вырваться из крошечной квартирки. Экономя свои сбережения, я ходила по городу пешком. Однажды я дошла до самого Париоли и долго смотрела сквозь запертые ворота виллы Бадольо, несколько раз приходила к фонтану Треви и любовалась видом с Яникула. Я посещала все те места, куда водил меня Пепе, и постоянно искала взглядом и не находила высокого мужчину с кудрявыми волосами и крючковатым носом.

Однажды я дошла до ресторана неподалеку от Термини, где, как я думала, он работал. Я долго стояла у входа, пока официант с грязью под ногтями не спросил, не хочу ли я заказать столик. Когда я назвала имя Пепе, он нахмурился.

– Он ушел, – сердито буркнул официант, – и больше мы его не видели.

– А вы не знаете, где он теперь?

Официант пожал плечами:

– Не знаю и знать не хочу.

Не найдя Пепе, я даже в каком-то смысле почувствовала себя легче. Ну что бы я сказала, если б он вышел ко мне из кухни? Что лучшие дни своей жизни я провела с ним, но все равно не жалею о решении остаться с Бетти до конца?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза