Читаем До свидания, Рим полностью

С тех пор я не уходила далеко от Трастевере. По вечерам я сидела в баре на углу вместе с мамой и ее подругами и пыталась принимать участие в их разговоре. Обсуждали они одно и то же – платья, туфли, украшения, новости и сплетни. Слушая болтовню этих женщин, я осознала, что их жизнь все еще поджидает меня. Должна ли я покориться? Должна ли последовать за ними, когда они выйдут из бара и отправятся на работу?

Мама считала, что спешить мне некуда.

– Наслаждайся хорошей погодой, – повторяла она. – Вот настанет осень, тогда и начнешь искать работу.

Кармела, похоже, была с ней согласна.

– В Риме полно богачей, – говорила она. – Их тут как собак нерезаных. Не думаю, что очень трудно найти семью, которой нужна горничная или экономка.

Кармела переезжала в маленькую квартирку на верхнем этаже дома в нескольких кварталах от нашего. Я помогла ей все отдраить и заново покрасить стены. Она твердо знала, как хочет обставить новое жилье, и наполнила квартиру неяркими светильниками, разноцветными шелковыми шарфами и пухлыми подушечками. Я с удовольствием ей помогала, и, работая вместе, мы снова сблизились.

– Без опыта и рекомендаций тебе было бы гораздо труднее. А теперь ты сможешь устроиться куда угодно, – говорила она, лежа рядом со мной на своей новой пружинистой кровати.

– Просто представить себе не могу, как буду работать в другой семье. Не уверена даже, хочу ли я этого.

– Тебе, должно быть, не хватает голоса Марио Ланца, – задумчиво сказала она. – Ты слушаешь его пластинки?

– Нет. Для Бетти это было невыносимо, а Мария Кокоцца боялась расстроить детей. Я все собиралась с тех пор, как вернулась домой, но как-то не доходили руки.

Поднявшись с кровати, Кармела достала из конверта пластинку и поставила на свою новенькую радиолу. Мы вместе слушали, как Марио поет One Alone, а потом свою любимую арию из «Паяцев».

Мы поставили еще одну песню, потом еще одну. Слушать было и горько, и сладостно. При звуках голоса Ланца по коже головы по-прежнему бежали мурашки, но теперь восторг смешивался с болью потери.

– Мне до сих пор его не хватает, – сказала я.

– Ты ведь была в него влюблена, правда? – спросила с довольным видом сестра. – Я всегда это знала.

Я задумалась.

– Влюблена? Не думаю, что это подходящее слово, – заговорила я наконец. – Он изменил мою жизнь, показал мир, который я иначе никогда бы не увидела. Я восхищалась его голосом, была благодарна за доброту. Они все многое для меня значили – Марио, Бетти и дети. Но я любила его не так, как Пепе, а по-другому. – Я беспомощно пожала плечами. – Какая теперь разница? Ведь я всех их потеряла.

– Не вернуть только Марио и Бетти Ланца. Пепе, если ты хочешь, можно найти, – заметила Кармела.

Той ночью я еще долго слушала радиолу, купаясь в голосе Марио Ланца. На следующий день я пошла в кинотеатр, где показывали его последний фильм, «Серенада большой любви», и просидела там несколько сеансов подряд. Вернувшись домой, я взяла нашу с ним фотографию в рамке и убрала в коробку под кроватью. Я присутствовала на обеих заупокойных мессах, но по-настоящему простилась с Марио Ланца только теперь.

* * *

Как найти человека в таком большом городе, как Рим? Если он порвал с прошлым, уволился и съехал с квартиры, сделать это почти невозможно. Пепе вполне мог вернуться в свою родную деревню неподалеку от Неаполя или отправиться в другой город в поисках лучшей доли. Но я не теряла надежды, обходила улицу за улицей, расспрашивала о нем в каждом ресторане, который попадался на пути. «У вас случайно не работает повар по имени Филиппо Пепе? А вы никогда о нем раньше не слышали? Все называют его просто Пепе».

Я уже привыкла, что в ответ официанты только качают головой и пожимают плечами. Некоторые пытались помочь: «Вы ходили в «Ла Матричанелла» рядом с Испанской лестницей? Я слышал, у них новый повар. Или спросите в «Кеккино» – там как раз недавно нанимали персонал». Другие заигрывали со мной, предлагая забыть Филиппо Пепе и начать встречаться с ними. Итог всегда был один и тот же: никто о нем даже не слышал.

Я обошла все бары на Виа Венето, кафе рядом с оперным театром, новые заведения, которые открылись, пока меня не было в Риме. Я вернулась в ресторан около Термини и стала умолять официанта с грязью под ногтями расспросить остальную прислугу.

– Должен же кто-нибудь знать, куда устроился Пепе.

– Вряд ли, – ответил официант. – Он разозлился, начал кричать, а потом взял и ушел. Даже за деньгами не вернулся. Больше мы его не видели.

Увы, я потеряла Пепе так же безвозвратно, как и Марио. У меня даже не осталось его фотографии, которую я могла бы показывать официантам.

Меня тянуло к фонтану Треви, к нашему месту: мне нравилось там бывать. Туристы, счастливые и беззаботные, приходили сюда, потому что смотрели «Сладкую жизнь» Феллини и им нравилось бросать монетки в фонтан и фотографироваться на его фоне. Их жизнь казалась мне проще и надежнее моей собственной. Я завидовала влюбленным и со сжимающимся сердцем смотрела на детей. И я искала Пепе, но не находила. А потом однажды нашла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза