До свидания там, наверху

– Нет, с чего вы взяли? Вы попали в переплет без посторонней помощи. Мадлен попросила меня принять вас, и я вас принял, чтобы сказать следующее: ни она, ни я впредь не желаем быть замешанными в ваши дела. Она захотела выйти за вас, что ж, пусть, но вы не увлечете ее за собой, за этим я прослежу. Что касается меня, можете хоть сдохнуть, я и пальцем не шевельну.

– Так вы хотите войны, да?! – взревел Анри.

– Никогда не кричите в моем присутствии, молодой человек.

Не дожидаясь окончания фразы, Анри вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. От этого звука весь дом должен был заходить ходуном. Увы, эффект не удался. Дверь в кабинет была снабжена специальным пневматическим механизмом, благодаря которому она закрывалась медленными рывками: пуф… пуф… пуф.

Анри уже был на первом этаже, когда она наконец закрылась с приглушенным звуком.

Г-н Перикур остался сидеть в прежней позе за письменным столом.

33

– Здесь очень мило… – сказала Полина, оглядываясь вокруг.

Альбер хотел ответить, но слова застряли у него в горле. Он лишь развел руками, переминаясь с ноги на ногу.

С момента их знакомства они всегда встречались в общественных местах. Она жила в особняке Перикуров, у своих работодателей, в комнатке под крышей, а в агентстве по найму ей ясно дали понять: «Мадемуазель, вам строго запрещено принимать каких бы то ни было посетителей!» – выражение, предназначавшееся для слуг, чтобы дать им понять, что для любовных интрижек есть другие места, у нас тут приличный дом и тому подобное.

Со своей стороны, Альбер не мог привести Полину к себе: Эдуар никогда не выходил из дому, да и куда бы он пошел? К тому же, если бы он даже согласился освободить квартиру на вечер, Альбер уже солгал Полине в самом начале, как же теперь быть? Я живу в семейном пансионе, объяснил он девушке, хозяйка очень несговорчивая, подозрительная, любые визиты, как и у тебя, исключены, но я скоро оттуда съеду, как раз подыскиваю что-нибудь подходящее.

Полина не была шокирована и проявляла терпение. Даже можно сказать, спокойствие. Она утверждала, что в любом случае она «не из таких», то есть не прыгает сразу в постель. Она хотела серьезных отношений, то есть брака. Альбер не мог разобраться, где в ее словах ложь, а где – правда. Итак, она не хочет, ладно, только теперь каждый раз, когда он ее провожал, момент расставания перерастал в лихорадочные поцелуи; он прижимал ее к воротам, и они как безумные сжимали друг друга в объятиях, ноги их переплетались, Полина не выпускала руку Альбера, все дольше и дольше, а однажды, выгнувшись, издала протяжный хриплый стон и укусила его в плечо. В тот вечер он сел в такси, как человек, перевозящий взрывчатку.

Так обстояли их отношения, когда, 22 июня, дела компании «Патриотическая Память» наконец пошли в гору.

Деньги вдруг потекли рекой.

Прямо-таки лавиной.

За неделю их счет вырос вчетверо. Больше трехсот тысяч франков. Пять дней спустя у них было уже пятьсот семьдесят тысяч франков. 30 июня – шестьсот двадцать семь тысяч франков… И конца этому не было. Они получили заказы на сотню с лишним крестов, на сто двадцать факелов, сто восемьдесят два бюста солдат-фронтовиков, сто одиннадцать памятников со сложной композицией. Жюль д’Эпремон даже выиграл конкурс на создание памятника в своем родном округе, и мэрия перечислила задаток в сто тысяч франков…

Каждый день поступали новые заказы, сопровождаемые выплатой аванса. Все время до обеда Эдуар проводил, выписывая квитанции.

Этот неожиданный подарок судьбы возымел на них странное действие, как будто они только сейчас осознали всю значимость своего поступка. Они уже были богаты, а прогнозы Эдуара в отношении суммы в миллион франков больше не казались столь уж нереальными, ведь до крайнего срока действия акции, 14 июля, еще оставалось немало времени, а счет «Патриотической Памяти» в банке продолжал расти… Каждый день они получали десять, пятьдесят, восемьдесят тысяч франков, в это невозможно было поверить. А однажды утром пришло сразу сто семнадцать тысяч.

Сначала Эдуар верещал от радости. Когда в первый вечер Альбер вернулся с чемоданчиком, набитым банкнотами, он подбрасывал их в воздух целыми пригоршнями, они падали, словно благодатный дождь. Эдуар тут же спросил, нельзя ли взять немного себе, прямо сейчас. Альбер с радостным смехом ответил, что, конечно, да, никаких проблем. На следующий день Эдуар смастерил себе невероятную маску, полностью составленную из двухсотфранковых купюр, склеенных по спирали. Эффект был потрясающий, словно завитки из денег испарялись и обрамляли его лицо дымовой завесой. Альберу маска понравилась, но, с другой стороны, он был шокирован: с деньгами так не обращаются. Он обманул сотни людей, но сохранил моральные принципы.

Эдуар же скакал от радости. Он никогда не считал деньги, зато бережно хранил бланки заказов, словно трофеи, даже перечитывал их по вечерам, потягивая водку через свою резиновую трубочку. Папка с бланками была его часословом.