Добрая Старая Англия

Посылая сыновей в Итон, родители отлично знали, что порки их отпрыскам не избежать. Многие сами были выпускниками Итона и считали, что розги пошли им только на пользу. В этом плане, интересно происшествие с мистером Морганом Томасом из Сассекса в 1850х. Когда его сыну-ученику Итона исполнилось 14, мистер Томас заявил, что отныне он не должен подвергаться порке. В его возрасте, это наказание слишком унизительно. Сообщил он это сыну в частном порядке, администрация колледжа ничего не знала об этих инструкциях. Четыре года юный Томас протянул без серьезных нарушений. Но когда ему стукнуло 18, юношу заподозрили в курении и приговорили к телесному наказанию. Тогда-то он и открыл своему наставнику, что отец строго-настрого запретил ему подчиняться итонским правилам в этом случае. Директор не стал писать отцу ученика – просто исключил юного Томаса за неповиновение. Тогда мистер Томас затеял кампанию в прессе с целью отмены телесных наказаний в Итоне. Ведь согласно парламентскому акту от 1847 года, преступников старше 14 лет запрещено было пороть розгами (на протяжение всего 19го века, эти правила менялись, становясь то мягче, то жестче). Но если закон щадил филеи юных правонарушителей, то почему же можно было сечь 18летних джентльменов за такие мелкие проступки? К сожалению, разгневанный отец так ничего и не добился.

Время от времени вспыхивали и другие скандалы, связанные с жестокостью в школах. Например, в 1854м году староста в школе Хэрроу нанес другому ученику 31 удар тростью, в следствие чего мальчику понадобилась медицинская помощь. Об этом происшествии раструбили в "Таймс," но никаких последствий скандал не повлек. Директор школы доктор Чарльз Воган был ярым сторонником порки, а бывшие ученики с дрожью вспоминали школьные наказания. Лишь в 1859 году, после 15 лет в этой должности, его наконец попросили уйти в отставку. Не из-за изуверских методов воспитания, а потому что Воган проявлял излишнее внимание к некоторым ученикам. Педерастия директора стал последней каплей. В 1874м году преподобный Мосс, директор школы в Шрусберри, нанес ученику 88 ударов розгами. По свидетельству врача, осмотревшего мальчика через 10 дней после происшествия, его тело все еще было покрыто рубцами. Невероятнее всего то, что о жестокости директора читатели "Таймс" узнали из его же письма! Раздосадованный Мосс написал в газету, жалуясь, что отец мальчишки растрезвонил о наказании на всю округу. Как будто что-то серьезное произошло! Обычное ведь дело. Разумеется, директора с должности не сняли, лишь попросили впредь считаться с общественным мнением и не наказывать учеников столь сурово.

Настоящим адом на земле была школа-интернат Christ's Hospital в Лондоне. После того, как в 1877 году 12летний ученик Уильям Гиббз повесился, не выдержав издевательств, школа попала в поле зрения Парламента. Выяснилось, что с восьми вечера до восьми утра никто из учителей не присматривал за воспитанниками. Власть была сосредоточена в руках старост, т.е. старших учеников, а те творили, что хотели. У Уильяма Гиббза был конфликт с одним из старост. Мальчик уже сбегал из школы однажды, но его вернули и жестоко высекли. А когда и повторный побег не увенчался успехом, Уильям предпочел самоубийство еще одной порке. Вердикт врача – "самоубийство в состоянии временного помешательства." Порядки в школе остались прежними.

Напоследок хочется процитировать пронзительный отрывок из воспоминаний Джорджа Оруэлла. В возрасте 8ми лет он поступил в подготовительную школу Св. Киприана. Задачей подготовительных школ было натаскать мальчиков для поступления в престижные учебные заведения, в тот же Итон. Частью такой подготовки были и регулярные телесные наказания. В нижеприведенном отрывке маленького Джоржа вызвали к директору, чтобы высечь за тяжкий проступок -- во сне он мочился в постель.

"Когда я явился, Флип чем-то занималась за длинным полированным столом в прихожей кабинета. Ее рыскающие глаза меня тщательно осмотрели. Мистер Уилкес, по прозвищу Самбо, ждал меня в кабинете. Самбо был сутулый, неуклюжий мужчина, небольшой, но ходивший вперевалку, круглолицый, похожий на огромного младенца, обычно находившийся в хорошем расположении духа. Конечно, он уже знал, зачем я к нему явился, и уже вынул из шкафа наездничий кнут с костяной рукоятью, но частью наказания было вслух объявить свой проступок. Когда я это сделал, он прочитал мне короткую, но напыщенную нотацию, после чего схватил меня за шкирку, согнул, и начал бить наездничим кнутом. В его привычках было продолжать читать нотацию во время битья; я запомнил слова "ты гряз-ный маль-чи-шка", произносимые в такт ударам. Мне не было больно (наверное, он меня не очень сильно бил, так как это был первый раз), и я вышел из кабинета, чувствуя себя гораздо лучше. То, что после порки мне не было больно, было в некотором смысле победой, частично стершей стыд от мочения в постель. Возможно, я по неосторожности даже позволил себе улыбнуться. В коридоре перед дверью прихожей собрались несколько младших мальчиков.

– - Ну как -- пороли?