Добро пожаловать в город!

— Ах, эта Глэдис! Старик Эдди Лейн заколачивает по пятьсот тысяч в год. Мы с ней вместе учились в средней школе. Все дело в нефти. Этот старикашка Лейн увяз по самый пупок в нефти. Он за мной бегал целых два года — как мальчишка за красивой пожарной машиной. Какая же я дура, что уехала в Нью-Йорк!

Датчер засмеялся, глядя на нее снизу вверх.

— Какой у тебя свежий взгляд на финансовые вопросы!

Максина тоже засмеялась за компанию.

— Деньги есть деньги. Если я еще немного растолстею, то и «Рипаблик» от меня откажется. Куда же мне в таком случае податься?

— Я напишу пьесу, — попытался успокоить ее Макамер, сидя за баранкой. — Будешь играть в ней в Нью-Йорке.

— Предпринимала я попытки и в этом направлении, — мрачно призналась Максина. — Но, знаешь, я придумала другой выход — застраховала своего отчима…

— Боже мой! — воскликнул Датчер. — На какую же сумму?

— Пятьдесят тысяч.

— В таком случае мы при деньгах. Немедленно останови машину и купи мне «линкольн»!

— Ха! Я выплачивала за него страховку три года, а он с лихвой отплатил мне: взял и женился… на маленьком ирландском цыпленке, официантке из Сан-Луис-Обиспо.

Все так и покатились от смеха.

— Ты просто чудо! — Датчер притянул ее к себе и поцеловал.

Она ответила вежливым, сдержанным, старательным поцелуем, с легким налетом вульгарщины. «Нет, это не то, — думал про себя Датчер, снова роняя голову ей на колени, — но все же…» Он, усидчивый читатель Спинозы, поклонник Джона Мильтона…

— Говорит Берлин, — раздался голос диктора в приемнике. — Город погрузился в полную темноту. Фюрер пока не дал ответа на английский ультиматум. На берлинских железнодорожных вокзалах наблюдается постоянное перемещение воинских частей, а воинские составы один за другим отправляются к польской границе.

Джаз-банд начал играть «Бегин з Бегин», а Максина увлеченно рассказывала Долли о другой своей подруге, которая вышла замуж за семидесятилетнего старика, владельца четырнадцати кварталов недвижимости в Даунтауне Кливленда.

— Город погрузился в полную темноту, — прошептал Датчер.

Лежать на спине очень удобно. Вообще все не так плохо складывается. Вот они мчатся на автомобиле, в ночи, к новой для него стране, с новой для него девушкой; правда, и едут-то всего до Тихуаны и рядом сидит хотя и красивая девушка, но в привычном смысле, да еще набирающая жирок, а не такая яркая красотка, которую не стыдно взять с собой, чтобы посетить своего старого профессора этики в Апхерсте. В любом случае лучше, чем сидеть одному в баре и все время думать: «Еще подожду десять минут, потом выйду куплю другую газету — посмотрю, что они вообще могут сказать». Повернулся, зарылся лицом в рыжий мех лисицы и сразу почувствовал крепкий запах духов — гораздо приятнее, чем вонь кожи и бензина на заднем сиденье.

— Князь Матчабелли! — провозгласил Датчер. — Эта лиса однажды упала в колодец князя Матчабелли и утонула. Какая прекрасная смерть! Макамер, я тебе не рассказывал о Цинтии Мессмор, моей и мисс Финч сокурснице? Вышла замуж за старика Шама Гунана, из одиннадцатого избирательного участка…

— Не-ет, — удивился Макамер.

— Какой блистательный брак! — не унимался Датчер. — По три дня в неделю этот Шама проводил в наркологическом центре, но, когда трезвел, зарабатывал по семьсот шестьдесят тысяч долларов в год. Занимался канализацией, по сути дела канализационный магнат; по самый пупок увяз в…

— Ты что, смеешься надо мной? — сурово перебила Максина.

Датчер понимал — пора прекратить кривляться, — но ничего не мог с собой поделать; поднялся, сел.

— Да, не нужно было мне изучать эту сексологию! — сокрушенно вздохнул он. — Секс — это опиум для народа! Включи приемник, Макамер.

Долли осуждающе качала головой, глядя на него, но Датчер притворился, что смотрит в окошко и не видит ее укоризны. Да, сейчас он мерзок, и ему это нравится. Сегодня ночью он хочет быть каким угодно: гадким, злобным, благородным, галантным, как лорд, смирным, послушным — любым, на любой вкус. Желает разбередить свои уснувшие эмоции. Он не может ее полюбить, не может заставить ее полюбить себя, но может заставить ее сердиться на себя и таким образом добиться над ней победы, а потом…

— Говорит Париж, — послышался в динамике голос диктора. — В городе полное затемнение. Кабинет министров совещается с семи часов вечера.

Макамер выключил радиоприемник. Датчер чувствовал на себе взгляд Максины; повернулся к ней лицом, мило ей улыбнулся. В конце концов, он сидит рядом с красивой девушкой, фигура у нее прелестная, к тому же им быть в одной компании до завтрашнего вечера.

— И в таком виде ты собираешься завтра на бега? — изумилась Максина. — Без галстука?

Датчер пощупал себя за горло: на нем спортивная рубашка с открытым воротом.

— Ну да, ведь ужасно жарко!

— Без галстука я с тобой никуда не пойду! — заявила Максина.

— Но у меня его нет!

— Не пойду, вот увидишь! — повторила она твердо.

— Послушай, не забывай — мы живем в тропическом климате, — принялся убеждать ее Датчер. — Приходится с этим считаться. Я человек северный, потею, как…