Ошеломляющее количество и причудливость всех собранных подарков должны поражать воображение среднего северокорейского работяги, которого привезли сюда, чтобы он лично ознакомился со знаками высшего уважения к вождям со стороны остального мира. Ему точно не скажут, что обмен подарками – это часть обычного дипломатического протокола, принятого во всем мире. Не упомянут также и то, что большинство представленных здесь подарков не были презентованы зарубежными приверженцами вождей лично, а были получены разнообразными партийными функционерами от своих зарубежных коллег в рамках рутинных обменов знаками формального уважения. Подарки, выставленные напоказ, должны демонстрировать всем не только почет и уважение, которые снискали во мире все три Кима, но и их щедрость – ведь они «делятся» этими подарками со своим народом. Это НАШ социализм – как бы говорят они.
После экскурсии мы, замерзшие в хорошо оснащенных кондиционерами залах, греемся на балконе здания с подарками Ким Чен Иру и делаем фотографии раскинувшейся у наших ног долины. Так как «Международная выставка дружбы» считается одним из самых священных мест в стране, Мин уговаривает нас написать что-нибудь в книге почетных гостей. Но это непростое дело, так как она хочет увидеть не просто каракули, означающие наши имена. Посетителям крайне желательно заполнить целую страницу описанием своего восторга от увиденного, от этого места, выражением своей любви и уважения к лидерам. Затем гид должен перевести ваш отзыв на корейский слово в слово. Мы с Александром делаем вид, что очень заняты фотосъемкой окружающей обстановки и покупкой сувениров в магазинчиках, расположенных рядом с балконом. Кланяться статуям – одно дело. Навсегда вписывать свое имя в страницы, которые будут использованы пропагандой, оставлять письменные восхваления, пусть с фигой в кармане, это совсем другое. В результате Алек вынужден отдуваться за всех нас. Я сочувствую ему. Но, в конце концов, «Tongil Tours» – его детище, не наше.
Возвращаясь к микроавтобусу, я чувствую, что почти теряю сознание. Тщательно подбирая слова, я говорю Мин, что не хотел бы обедать в гостинице. Оценив бледность моего лица, Мин кивнула, но с очень озабоченным видом. Всё уже было заранее подготовлено. Изменения в последнюю минуту создают сложности; за них придется платить из своего кармана. Но сейчас мне всё равно – мне надо съесть что-то хоть немного питательное.
По пути обратно мы останавливаемся у огромного отеля в форме пирамиды. Кажется, что в стране особая любовь к роскошным гостиницам такой формы. Ро говорит нам с очень серьезным видом, что «Хянсан» – это «шестизвездочный» отель. Консьерж в галстуке-бабочке приветствует нас в пустом фойе. Ро спрашивает его, можем ли мы поесть в одном из гостиничных ресторанов. После чего следуют долгие объяснения, суть которых в том, что «только постояльцы могут здесь обедать». Но правда видна невооруженным взглядом: гостиница абсолютно пуста, поэтому в ресторанах просто нет никакой еды.
К счастью, какая-то предприимчивая душа держит палатку для барбекю рядом с отелем. Владельцы счастливы пожарить на гриле немного мяса за пару долларов. Мы садимся за свободный стол напротив одинокой группы молодых военных. Конечно, это не лучшая еда в моей жизни, но жаловаться нет смысла.
Когда мы возвращаемся в Пхеньян, уже вечер – время ужина. Мое горло опухло, спина и задница ноют от тряски на ухабах на заднем сиденье. Я чувствую заглушающую всё остальное слабость, что означает близкий приступ какой-то гриппозной инфекции. В фойе гостиницы я прошу Мин передать завтра мои извинения госпоже Пак, потому что мне придется пропустить занятие. Мне надо прийти в себя.
На самом деле, у моей болезни не только физические симптомы. То, что я чувствую, скорее общая слабость. Еда вызвала запор, на спине и шее набились шишки от долгой езды по ухабам в полускрюченном состоянии в тесном, малокомфортабельном микроавтобусе, желудок пуст, но аппетита нет, напротив, я чувствую приступы тошноты, в голове что-то стучит. Но в конечном счете я думаю, что больше всего сейчас у меня болит душа.