Добро пожаловать в Пхеньян!

Гористая местность, окружающая Вонсан, вообще-то очень богата природными ресурсами, которые правительство не смогло использовать с умом на долговременной основе – из-за своей полной бездарности, неумелости, коррумпированности и систематического предпочтения разных форм политической лояльности экономическому прагматизму. Родители Ынчжу были достаточно умны, поэтому вложили свои сбережения в золото, которое из-за невежества и некомпетентности власти можно было скупать за копейки – в разы дешевле реальной цены. Эти умные инвестиции и были одной из причин, по которой Ынчжу удалось избежать участи своих друзей и одноклассников. Для того чтобы заработать дополнительные деньги, Ынчжу стала ездить в небольшую деревушку Хэчжон, которая находится за пределами Пхеньяна. Там дети – начиная с четырех-пяти лет – работали в золотодобывающих шахтах в опасных условиях. Гибель детей и взрослых рабочих из-за нескоординированных взрывов динамита была обычным делом. Также многие просто падали в глубину шахт, так как им приходилось работать без какой-либо страховки. Несмотря на эти опасности, Ынчжу решила работать там. В шахте можно было заработать значительно больше денег, чем перепродавая еду на рынках, где приходилось всё время быть настороже – повсюду рыскали воры.

У Ынчжу развился некий иммунитет к зловонию, исходившему от разлагавшихся трупов, валявшихся на каждом углу. Мертвые тела стали просто досадным неудобством, к которому быстро привыкаешь. Но вдруг ее отец – совсем нерелигиозный человек – приобщился к странноватым, псевдошаманским практикам. Каждый раз, когда он натыкался на тело мертвого, он поднимал труп, взваливал себе на плечо и приносил домой, несмотря на протесты матери Ынчжу. Потом он одевал мертвеца. Тем, кто совершенно точно умер от голода, он клал в рот немного риса. В семье все традиционно спали вместе на полу, который обогревался с помощью системы ондоль[57]

. Трупы, принесенные отцом Ынчжу, находились в той же комнате. В разгар зимы, когда температура опускалась сильно ниже нуля градусов, мертвые тела отец клал в самые теплые места комнаты. Наутро семья волочила чужое мертвое тело в горы, чтобы похоронить, что требовало многих часов тяжелой работы – грунт был насквозь промерзшим.

Как это ни странно, Ынчжу утверждает, что это не было эксцентрическим чудачеством ее отца. Многие другие поступали точно так же, заботясь об умерших, исполняя погребальный ритуал, хороня совершенно незнакомых людей. Несмотря на отчаяние, безумные низкие поступки, на которые шли люди, пытаясь выжить, было также менее заметное стремление сохранить остатки человеческого достоинства во время «Трудного похода».

Те страшные дни навсегда остались в памяти людей. До сих пор Ынчжу являются призраки тех мертвецов. По ночам она иногда страдает лунатизмом. Однажды, вскоре после ее приезда в Сеул, полиция обнаружила ее идущей по улице ночью в сомнамбулическом состоянии. Полицейским удалось привести ее в сознание, и они отвезли ее домой.

Те мертвые. Она не знает их имен, но отчетливо помнит лицо каждого из тех, кого отец приносил в их дом. Она уже забыла лицо своего отца, но только не ТЕ лица. Ночные кошмары заставляют ее помнить этих людей и ни в коем случае не забывать.

«Чтоб ты жил в эпоху перемен» – так звучит апокрифичное китайское проклятье. Все члены семьи Ынчжу выжили в период «Трудного похода». Но если знать, что ожидало их впереди, этот факт может вызвать смешанные чувства.

Тридцать пятая глава

На пляже Вонсана процветает сегрегация: одна часть предназначена только для корейцев, другая – для иностранцев. Они разделены деревянным молом, заходящим в море, по обеим сторонам которого находятся плавучие платформы-плоты с вышками для прыжков в воду. Как и во время других моих поездок, мы оказались единственными посетителями на «иностранной» части. На корейской – яблоку негде упасть.

Мы с Александром плывем к этим платформам. Алек, который не умеет плавать, остался на берегу с нашими корейцами, которые уже набросились на купленные закуски.

«Я кое-что хочу показать тебе, – рассекая воду, говорит Александр, и я вижу озорной блеск в его глазах. – Но ты должен делать то, что я тебе говорю».

Мы выбираемся из воды на плот. Деревянный настил наполовину сгнил, основание проржавело. Всё это выглядит небезопасно. Кроме того, я боюсь высоты.

Александр настаивает, что мы должны забраться на самый верх. «Ни за что», – говорю я ему. Но в конце концов с дрожью в коленях я следую за ним.

«Вон там, – он указывает куда-то движением головы. – Ты видишь это?» Он не хочет, чтобы было заметно, как он показывает на какой-то объект – вдруг с берега за нами наблюдают.

«Вижу что? Я вижу “Сондовон”», – я чувствую, что меня сейчас вырвет. Надо срочно спускаться.

Детский лагерь «Сондовон». Летний лагерь, куда родители из дружественных социалистических стран могут отправлять своих детей на летние каникулы. Он всё еще работает, хотя мне трудно представить, что многие родители решаются в эти дни отправлять своих детей отдыхать в Северную Корею.