Добро пожаловать в Пхеньян!

На самом деле, представить, что МОЖЕТ случиться, достаточно сложно. Могут наказать за хранение иностранного носителя информации. До сих пор это считается преступлением и достаточно серьезным. Хотя наказание вряд ли было бы таким же суровым, как в случае с Ынчжу в начале 2000-х годов. Некоторые перебежчики утверждают, что сейчас в таких ситуациях можно откупиться с помощью взятки.

Мы возвращаемся на парковку. Мин вытащила из багажника машины свой чемодан и рассыпала его содержимое по асфальту. Хва и Ким стоят рядом, наблюдают и нервно курят. Да, даже Ким – который бросил курить несколько лет назад – сейчас закурил. Охранник в коричневой униформе стоит на некотором расстоянии и подозрительно наблюдает за происходящим. Этот парень, если захочет, может создать нам проблемы. Я вспоминаю, что купил в дьюти-фри пекинского аэропорта блок «Camel» – он до сих пор лежит в моей сумке. Я достаю сигареты и предлагаю ему одну пачку. Он улыбается и снисходительно ее принимает. Алек подходит и, так как он лучше всех говорит по-корейски, заговаривает с охранником о какой-то ерунде, чтобы отвлечь его от панических поисков Мин.

Мин стоит перед своим вверх дном перевернутым багажом, не понимая, что делать дальше. Ким бормочет что-то, бросает на землю сигарету и вскакивает в микроавтобус. Хва следует за ним. Я дарю охраннику три пачки сигарет из моего блока и улыбаюсь. Он запихивает их в свои нагрудные карманы и благодарит меня универсальным жестом, соединив ладони перед грудью.

Мы возвращаемся в Вонсан.

* * *

Возможно, флешка выпала в галерее? Или в ресторане? Нет, ни за что. Исключительно в гостинице, в ее номере. Только там эта проклятая флешка могла потеряться. Звучит правдоподобно: номер – это личное пространство. В нашей поездке кроме Мин больше нет женщин, поэтому она жила в отдельной комнате. Звонок в гостиницу в то время, когда мы осматривали водопад, ничего не прояснил. Но Мин попросила, чтобы они прекратили уборку номера до момента нашего возвращения – она потеряла личную вещь, нечто очень-очень маленькое.

Тем временем Мин открывает пластиковый контейнер с закусками и судорожно набивает ими рот. «Это называется паническое обжорство», – говорит она с кислой миной.

Мы с Александром молчим. Вся тяжесть дальнейшего разговора ложится на плечи Алека. Он находится в неудобном положении: ему вроде как надо делать вид, что он не понимает истинной причины, по которой Мин в панике объедается, а с другой стороны, он хочет предложить свою помощь, причем не из наигранной вежливости, а по дружбе.

«Эта карта… – начинает он издалека. – Там, на ней – только музыка? Или еще какие-то данные?»

Мин задумчиво жует печенюшку. «Данные», – глотает она.

«Хмм… – продолжает Алек. – Может быть… если это поможет… ты скажешь, что это моя флешка? Ну типа это австралийский тупица теряет всё подряд, куда бы его ни занесло. И что тебе всё время приходилось находить потерянное им…»

Его голос затихает.

Мин смотрит на Алека, обдумывая услышанное. И в этом момент она осознает, что он всё понимает. Что мы все всё понимаем. Через этот невербальный язык взглядов и намеков с помощью жестов, в свете произошедшего за последние часы, дни и недели – она, наконец, осознаёт, насколько мы далеки от тех невинных туристов, которыми она нас считала.

«Всё в порядке, – говорит она. – Я справлюсь с этим».

* * *

Безусловно, все не в восторге от возвращения в Вон-сан после утренней весьма неприятной для товарища Кима сцены с дорожным инспектором. Убраться из города значило помахать ручкой чему-то постыдному. В Вонсане не так много второстепенных улиц, кроме нескольких, предназначенных исключительно для пешеходов, но Хва объезжает главную площадь, чтобы избежать повторной встречи с нашим другом в белой униформе, и привозит нас обратно на стоянку у гостиницы «Тонмён».

«Вам точно не нужна моя помощь?» – последний раз спрашивает Алек после того, как Александр незаметно толкает его локтем.

«Я всё сделаю сама, – говорит Мин. – А вы, ребята, ждите здесь».

Ро и Ким сопровождают Мин в гостиницу. Хва вставляет USB-флешку в монитор для пассажиров. Начинается старый черно-белый фильм о войне. Я спрашиваю Алека – любителя северокорейских фильмов, смотрел ли он это кино? Он отрицательно качает головой. Кроме «Цветочницы» и еще пары других лент, очень мало северокорейских фильмов, снятых до 1980-х годов, можно посмотреть в формате DVD. Хотя северокорейские граждане могут приобрести копии на пиратских рынках, доступ к которым для иностранцев закрыт.

В этой напряженной атмосфере ожидания время тянется очень медленно. Каждый раз, когда на парковку заезжает какой-то автомобиль, Хва нервно оглядывается, чтобы убедиться, что это не один из тех ужасных черных BMW с наглухо затонированными стеклами – любимых машин повибу. Мне трудно находиться в таком напряжении на одном месте, поэтому я выхожу из микроавтобуса, чтобы покурить.

На краю парковки, за грузовиком, стоит большая клетка с голубями. Возможно, это те «жареные цыплята», которых мы ели вчера на ужин.