Добро пожаловать в Пхеньян!

Однако все такие умозаключения основывались на предположении, что армия Северной Кореи всегда находилась под полным контролем верховного руководства. Среди историков, изучавших Северную Корею, есть те, кто придерживается концепции, согласно которой Ким Чен Ир провозгласил политику сонгун

в качестве уступки армейской верхушке, начавшей выражать беспокойство. Военный переворот – это не что-то абсолютно невозможное в столь нестабильной обстановке. Страх перед ним – достаточно весомый аргумент для Ким Чен Ира в пользу того, чтобы включить вооруженные силы в основу поддержки своей власти после смерти его отца в 1994 году. Сонгун

добавил армии авторитета и полномочий, среди которых была и автономность действий в некоторых обстоятельствах. Так как в течение всего периода «Солнечного тепла» обе Кореи формально оставались в состоянии войны, а мирный договор так и не был подписан, у солдат на передовой менталитет военного времени сохранялся. Возможно, «Солнечное тепло» было даже своего рода импульсом для борьбы: не думайте, что если вы забрасываете нас деньгами, то это означает, что мы сдаемся!

Скорее всего, в утверждениях о том, что Север был неискренен в своем стремлении к воссоединению, содержалась изрядная доля правды. Уж точно он не был готов к воссоединению «за одну ночь». Большинство сценариев объединения выглядели кошмарными и для режима, и для элиты, за исключением одного, лелеемого Ким Чен Иром в течение всей своей жизни: единая Корея под его властью. Если объединение бы пошло по принципу поглощения, когда политически и экономически более сильная сторона включает в себя другую (по примеру Германии), то для северокорейской правящей верхушки это означало бы катастрофу: в худшем случае – суд за преступления против человечности, в лучшем – изгнание. Для тончжу

и других представителей элиты – необходимость конкурировать с южнокорейскими концернами; для остальных – положение граждан «второго сорта», всегда более низкого, чем у их богатых южных «братьев».

Правда была и в том, что Юг тоже не стремился к быстрому объединению. Оценки экономистов разнятся между собой, но многие утверждают, что если вдруг Север завтра развалится, существующий экономический диспаритет, который, вероятно, в десять раз превышает тот, что был между Западной и Восточной Германией на момент распада последней, настолько велик, что ляжет непосильным бременем на плечи вроде как богатой Южной Кореи. При таком сценарии разваливается уже и экономика собственно Южной Кореи или, в лучшем случае, напряжение в обществе становится столь сильным, что гарантированно возникнет социальный взрыв. То есть произойдет развал обеих стран, к чему ни Север, ни Юг явно не готовы. Именно поэтому оказалось так просто для первого из двух последовательно правивших страной консервативных правительств положить конец политике «Солнечного тепла».

Откровенно говоря, инициаторы этой политики, которые придерживались левых взглядов, тоже не планировали быстрого воссоединения. Они прекрасно знали, что очень просто испортить отношения, выставляя слишком много прямых требований о распределении продовольствия, о концентрационных лагерях, о ядерном оружии. Режим, который они сами и весь мир считали агрессивным, под таким нажимом мог просто стать еще более ожесточенным и воинственным. Они хотели использовать значительно более деликатные и медленные методы в этот переходный период, чтобы подтолкнуть к реформам китайского типа. План был более грандиозен, чем думали его противники. Президент Ким Дэчжун нацеливался на расширение областей сотрудничества, в частности, на помощь в восстановлении разрушенной инфраструктуры Севера, а также на инвестиции, направленные на постепенное улучшение уровня жизни среднего северокорейца до соответствующего уровня на Юге. Считалось, что постепенно, но неуклонно усиливая зависимость экономики Севера от Юга, можно было бы в конце концов достичь воссоединения на относительно справедливых условиях.