Добро пожаловать в Пхеньян!

Ни Александр, ни я не отрицаем, что в этом Алек прав. Но были моменты, когда эта страсть заводила его слишком далеко, и казалось, что в своей эмпатии он становился ближе к нашим хозяевам, чем к нам, выдавая свою «умышленную наивность» – только таким странным словосочетанием я могу описать его отношение к Северной Корее. А наивность, умышленная или нет, может быть опасной. В любом общении должны быть свои ограничения.

* * *

Но между Алеком и Александром происходило что-то еще – обмен понимающими взглядами, какое-то перешептывание. Вот теперь, когда мы с Александром, можно сказать, одни под этим шумящим водопадом, я спросил его о том, что в их отношениях от меня ускользает. Его лицо приобрело застенчиво-глуповатый вид.

«Хорошо, извини, хотел сказать тебе об этом раньше, но боялся, что гиды случайно что-то услышат. Хотя, вероятно, они уже в курсе – я уверен, их подробно инструктировали перед нашим приездом, они могли узнать всё, но… тем не менее… – Александр немного отошел и продолжил: – Два года назад мой университет принимал участие в программе обмена. Она была строго неофициальной, о ней никто громко не говорил и не объявлял где-либо: Франция придерживается политики санкций, поэтому, если бы что-то просочилось куда не надо, разразился бы грандиозный скандал. Тем не менее программа была реализована. Несколько северокорейцев приехали в наш университет во Францию, а я оказался одним из десяти студентов, которые отправились учиться сюда в Университет Ким Ир Сена».

Я был просто поражен. Я никогда не слышал, что когда-либо хоть один иностранец обучался здесь. Я думал, что наша маленькая группа – первая. Я спросил, как долго он учился тут.

«Программа длилась месяц, – ответил он, – как и сейчас. Но отличие было в том, что у меня была СТУДЕНЧЕСКАЯ ВИЗА. Я жил в студенческом общежитии, а поскольку виза была НЕ ТУРИСТИЧЕСКОЙ, меня не сопровождали гиды. Я мог бродить повсюду, где захочу. Однажды я отправился на прогулку и без дела ходил по всему городу на протяжении пяти часов».

«Кто-нибудь пытался остановить тебя?» – спросил я недоверчиво и с чувством легкой зависти.

«Нет. Они могли бы – куча народу смотрели на меня, как на инопланетянина, – но никто ничего не пытался сделать. Никто не сказал ни слова… Поэтому можешь себе представить, как мне тяжело в этой поездке – быть постоянно под присмотром, куда бы мы ни пошли. Когда я был здесь в прошлый раз, я мог один ходить почти куда угодно. Но сейчас я смог вернуться сюда только в рамках этой программы с Алеком».

«И ты ничего не сказал Мин об этом?»

«Нет».

«Но, без сомнения, они должны знать. Такие вещи невозможно тут сохранить в секрете».

«Может быть, – сказал Александр. Он робко взглянул куда-то вниз. – Но сейчас я просто хочу быть несколько более осмотрительным».

Всё это очень странно. И становится еще более странным. Причем странным становится не столько место, сколько люди – и не столько местные, сколько туристы, которые по доброй воле летят сюда. Особенно такие, как мы, – мотыльки, которые летят на пламя, очарованные его таинственностью.

* * *

Вернувшись ближе к вечеру в гостиницу, я поймал себя на странной мысли. Особая осторожность Александра, его явное нежелание раскрывать себя в присутствии наших гидов – это всё заставляло задуматься: нет ли у него каких-то других целей в этой поездке, которыми он не хочет делиться ни с кем, включая Алека и меня. Действительно ли он тут чисто по своей воле и не зависим ни от чего? Таинственный человек мира.

Возможно, у меня началась паранойя.