Читаем Добро пожаловать в Пхеньян! полностью

Мин качает головой: «Госпожа Пак сказала, что ее китайским студентам в среднем требуется месяц для усвоения того, что вы прошли за первую неделю».

«Но зачем сравнивать меня с ними? И зачем сравнивать нас троих друг с другом? Алек владеет языком на высоком уровне, поэтому любой его прогресс будет незаметным – в какой-то момент ты понимаешь, что знаешь почти всё и мало чему можешь еще научиться. А Александр находится на средней, самой сложной стадии – это характерно для изучения любого языка. Ты должна это сама знать лучше кого бы то ни было, Мин. Я уверен, что изучение испанского не было для тебя чем-то вроде легкой прогулки по парку».

Мин и остальные выслушивают мои аргументы в тишине, но мне кажется, что они пропускают их мимо ушей из вежливой скромности. А так как предмет этого обсуждения вызывает чувства неловкости и смущения, все, не сговариваясь, решают закрыть тему.

Конечно, если Мин позволит это. В следующие дни она снова и снова упоминает о рейтинге во время наших поездок куда-либо – в моменты, когда мы более или менее предоставлены сами себе: именно тогда мы можем говорить друг с другом относительно свободно, не сильно опасаясь того, что нас подслушивают. Даже при том, что Мин упоминает этот рейтинг, просто чтобы подколоть нас, для всех достаточно очевидно, что это акт пассивной агрессии.

Наконец, в один из дней, когда Мин с Александром оказываются на соседних сиденьях в среднем ряду, а мы с Алеком – позади них, она поворачивается к Александру с весьма серьезным выражением лица и говорит: «Я общалась с твоим преподавателем сегодня. Он очень разочарован. Сказал, что ты совсем не учишься. Что происходит, Александр? Почему ты не делаешь домашние задания?»

«Я учусь! – взрывается Александр. – Как ты можешь так говорить? Я же занимаюсь почти каждый вечер, да еще и вместе с тобой!»

Это правда. Если я предпочитаю проводить вечернее время наедине с собой в номере, то Алек и Александр обычно после ужина по два часа сидят в фойе и обсуждают свои занятия и домашние задания с Мин и Ро.

«Очевидно, это не приносит результатов, – говорит Мин. – У тебя не сохраняется в голове то, чему ты вроде как должен был научиться. Преподаватель продолжает жаловаться на тебя».

«Слушай, я сто раз говорил. МНЕ НУЖНО ЗАГРУЗИТЬ В ТЕЛЕФОН СЛОВАРЬ. Каждый день я сталкиваюсь с новыми словами, с новыми грамматическими конструкциями, а в тех текстах, которые мне дают, нет никаких комментариев и объяснений на английском. Зайти в интернет, чтобы найти перевод слов, я тоже не могу. Преподаватель не говорит ни на английском, ни на французском. Всё это значительно усложняет процесс обучения».

«Но Ро и я помогаем тебе каждый вечер, объясняя все сложные моменты, а ты всё равно не понимаешь».

«Сколько корейских слов ты знаешь?» – внезапно встревает Ро.

«Понятия не имею, – отвечает Александр, откидываясь назад. – А ты представляешь, сколько английских слов знаешь ты сам?»

«Да, – отвечает радостно Ро. – Четыре тысячи триста семьдесят три слова».

Наступает мертвая тишина: нам нужно время, чтобы осмыслить услышанное. Получается, что простое запоминание списка слов – ключ к овладению языком. Впрочем, вероятно, что подобная количественная оценка – это что-то совершенно обыкновенное тут. В конце концов, Ро – выпускник Института иностранных языков.

«Ты не можешь объяснить абсолютно всё, что преподаватель дает мне каждый день на занятиях, – продолжает Александр. – А я не способен в ту же секунду запомнить то, что ты говоришь мне вечером. На это нужно время. Я не Трэвис. И не Алек. Не совсем справедливо сравнивать нас подобным образом. Я могу учить язык только в своем темпе, вам придется с этим смириться».

Мин молчит всё оставшееся время. Когда я украдкой бросаю на нее взгляд, то замечаю слезу, которая скатывается по ее щеке.

* * *

Александр оценивает сложившуюся ситуацию следующим образом. Поведение Мин – вид пассивной агрессии, результат влияния тоталитаризма на психологию масс, а Мин, скорее всего, даже не осознает, что она делает что-то пассивно-агрессивное. Каждый кореец – жертва травли и травмирован этим с малых лет, поэтому они все не упускают случая поиздеваться нам тем, кто по той или иной причине находится ниже них на социальной лестнице. Такая вот система террора сверху вниз, считает Александр, играет ключевую роль в предотвращении образования каких-либо общественных групп. Потому что группы потенциально опасны. Их необходимо разрушать в зародыше.

У меня свои размышления по этому поводу. Я однажды заметил одного из наших преподавателей «в действии».

Перейти на страницу:

Все книги серии Публицистический роман

Убийство в Ворсхотене
Убийство в Ворсхотене

Ночь в лесу недалеко от элитного голландского городка Ворсхотен. Главный герой — российский разведчик — становится свидетелем жестокого убийства, и сам превращается из охотника в жертву. Скрываться от киллеров, выслеживать убийц, распутывать клубок международных интриг — как далеко зайдет герой, чтобы предотвратить глобальный вооруженный конфликт и вместе с тем не провалить российскую разведмиссию?Голландский спецназ, джихадисты-киллеры и депутаты Евро-парламента — все переплелось в этом захватывающем шпионском детективе.«Убийство в Ворсхотене» — художественный дебют известного политолога и историка Владимира Корнилова.Автор предупреждает: книга является исключительно плодом воображения, а все совпадения дат, имен и географических названий — случайность, не имеющая ничего общего с реальностью. Почти ничего…Книга публикуется в авторской редакции.

Владимир Владимирович Корнилов

Детективы / Триллер / Шпионские детективы
Палач
Палач

«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно.Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста. Книга не переиздавалась чуть ли не два десятилетия. Предлагаю вашему вниманию, читатели.Эдуард ЛимоновКнига публикуется в авторской редакции, содержит ненормативную лексику.

Эдуард Вениаминович Лимонов

Современная русская и зарубежная проза
Монголия
Монголия

«Я дал этой книге условное название "Монголия", надеясь, что придумаю вскоре окончательное, да так и не придумал окончательное. Пусть будет "Монголия"».«Супер-маркет – это то место, куда в случае беспорядков в городе следует вселиться».«Когда я работал на заводе "Серп и молот" в Харькове, то вокруг был только металл… Надо же, через толщу лет снится мне, что я опаздываю на работу на третью смену и бегу по территории, дождь идёт…»«Отец мой в шинели ходил. Когда я его в первый раз в гражданском увидел, то чуть не заплакал…»«Кронштадт прильнул к моему сердцу таким ледяным комком. Своими казарменными пустыми улицами, где ходить опасно, сверху вот-вот что-то свалится: стекло, мёртвый матрос, яблоко, кирпичи…»«…ложусь, укрываюсь одеялом аж до верхней губы, так что седая борода китайского философа оказывается под одеялом, и тогда говорю: "Здравствуй, мама!" Ясно, что она не отвечает словесно, но я, закрыв глаза, представляю, как охотно моя мать – серая бабочка с седой головой устремляется из пространств Вселенной, где она доселе летала, поближе ко мне. "Подлетай, это я, Эдик!.."»Ну и тому подобное всякое другое найдёте вы в книге «Монголия».Ваш Э. Лимонов

Эдуард Вениаминович Лимонов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

Илья Сергеевич Ратьковский

Документальная литература