Добро пожаловать в реальный мир

Мне это кажется ужасно несправедливым – ведь я в десятки, сотни раз лучше ее!

Хотя, судя по всему, я единственный человек, кто так считает.

Пение мое обрывается. Карл же продолжает играть, и музыка его звучит упрямым докучливым риффом[25].

– Мы с вами свяжемся, – слышится бестелесный голос.

– Спасибо, – выдавливаю я с очень трогательной признательностью в голосе. – Спасибо.

За что спасибо? За то, что нас полностью уничтожили? Что высоко вознесли наши чаяния и надежды – и в один миг разбили их о скалы? Мне хочется кричать и топать ногами, требовать, чтобы они дослушали нашу песню до конца. Хотя бы из элементарной вежливости! Но тут я вспоминаю про сотни томящихся молодых талантов, ожидающих своей очереди выйти к этой рампе, и понуро покидаю сцену вслед за Карлом.

Снаружи, при резко ударившем по глазам дневном свете я вижу, что друга моего бьет дрожь. Уж не знаю, то ли от страха, то ли от перевозбуждения.

– Ну что, не так уж вроде бы и плохо, – говорит он.

– Неплохо.

Я даже не знаю, как квалифицировать нынешний наш опыт. Волнующе? Ужасающе? Или головокружительно? Крайне возбуждающе? Адреналин беснуется у меня в крови, словно буйная дикая лошадь. Прежде я никогда такого не испытывала – знаю только, что, точно наркотика, буду желать этого снова и снова.

Карл крепко обхватывает меня руками. Надеюсь, он не собирается тут нюни распускать? А то, боюсь, могу к нему и присоединиться.

– Ты была потрясающа!

– Да ты и сам был не хил.

Мы еще некоторое время в сердечном порыве обнимаем друг друга, пока наконец не вспоминаем о людях на улице, о суетящемся транспорте, – и снова возвращаемся в реальный мир. Я отстраняюсь от Карла.

Он стоит, безвольно свесив руки по бокам:

– И что теперь будем делать?

– Неплохо бы чего-нибудь перекусить, прежде чем я двину к «Голове».

– Я имею в виду прослушивание.

– Тут уж нам ничего больше не поделать, – отвечаю. – Как говорится, отдались тому полностью[26]. – Я и вправду уверена, что в то мимолетное мгновение славы мы вложили все душевные силы. – Если им понравилось, с нами свяжутся.

И независимо пожимаю плечами, как будто и впрямь мне это безразлично. Как только получается у меня выдерживать столь равнодушный тон, если в этот момент я готова продать душу дьяволу за одну лишь возможность появиться на шоу «Минута славы»! И, если честно, Карлову душу я продала бы тоже.

Глава 23

Мой путь к «Голове короля» тянется, кажется, целую вечность. Всякий раз, как звонит телефон – кто бы там ни был на связи, – я так нервничаю, что постепенно превращаюсь во вздрагивающую по любому поводу развалину. Эти милые люди с «Минуты славы» ведь не сказали точно, сколько времени пройдет, пока они нам позвонят, ежели захотят пропустить нас в следующий тур и пригласить на новое прослушивание. От нервов в животе у меня словно бурлит водоворот – хотя причиной тому может быть и сомнительная китайская забегаловка, где мы с Карлом второпях налопались после всех треволнений. Я даже подумать не решаюсь, что буду чувствовать, если нам вообще никто не позвонит.

Даже Карл этим вечером выглядит подавленно. После взлета и эйфории у нас обоих наступает резкий спад. Мало того, Карл еще и сидит в пабе рядом с моим уже достаточно набравшимся отцом – а это само по себе кого угодно вгонит в депрессию. Папа бессвязно что-то бубнит – дескать, любовь его пошла наперекосяк. Насколько я могу понять, сам он не сделал ничего мало-мальски конструктивного, чтобы снова эту свою «перекосившуюся» любовь выправить. О том же, что должен прикидываться туреттиком, отец не забыл и теперь то и дело извергает спонтанные потоки ругательств проходящим мимо посетителям паба. Весьма, кстати, опасное времяпрепровождение в «Голове короля», прослывшей в округе «кулачным раем».

– Мудила, – бормочет он крупному, сплошь покрытому татуировками мужику. Тот останавливается и огорошенно выпяливается на моего отца. – Вонючка. Хрен стоячий.

– Он немного не в себе, – поясняю я мужчине, многозначительно и совершенно не политкорректно крутя пальцем у виска.

Меня он тоже одаривает недоуменным взглядом, однако все же топает своей дорогой, к дартсу, не попытавшись сшибить моего папашу на пол.

На сей раз вроде обошлось.

– Пап! – одергиваю я своего чересчур действующего на нервы родителя. – Прекрати сейчас же!

– Мудилы…

Запас его ругательств успел истощиться, и, пока папаша не завел свое по кругу, я резко перебиваю:

– Ты прямо сам напрашиваешься, чтобы тебе начистили рыло!

Он снова вперивается взглядом в стакан.

Можно подумать, мне мало о чем волноваться, чтобы в список моих забот добавился еще и папин надуманный психический недуг. Я жду не дождусь, когда же нам пора будет выступать. Хочу проверить, удастся ли мне так же, как на прослушивании, полностью забыться в музыке. Со мной такое случается далеко не часто – возможно, выступая на сцене в «Голове», я просто слишком опасаюсь, что в нас чем-нибудь швырнут из зала.