Добролёт

Перед тем как уйти, Речкин показал глазами на патефон:

– Не знаешь, у тебя пластинка Владимира Трошина есть?

– Есть. Что хочешь послушать?

– Да нет. Поздно уже. Как-нибудь зайду, послушаю. Раньше его часто передавали. Может, помнишь, «Тишина» называлась? Сейчас другие песни – про юбочку из плюша.

Даже не переодевшись Коля собрал свою замасленную спецовку в узёлок и, допив водку, так и ушёл в лётной одежде.

Где только ни приходилось мне спать и ночевать! На сеновалах, в палатках, у костра, на голом полу аэровокзала, в кресле самолёта, однажды даже пришлось коротать ночь на столе в сельской конторе, куда прилетели для выполнения сельхозработ. Я вспомнил, что, приехав в гости к Шугаеву, после разговоров о всемирной отзывчивости русского человека за неимением свободной кровати он меня уложил на широкой деревенской лавке. Ничего – переспал…

Я разобрал раскладушку, бросил на неё матрас, застелил привезённой из города простынёй, разделся, потушил свет и лёг под суконное одеяло. И тут же провалился в тишину и темноту ночи. На кухне, потрескивая, догорали дрова, уже не пахло дымом, пахло теплом и покоем, где-то далеко за стенами школы глухо, как бы по инерции, лаяли собаки, затем, когда глаза привыкли к темноте и проступили окна, над кустами черёмухи я увидел звёзды, их было гораздо больше, чем в ночном городе, чуть пониже, сквозь тёмную листву кустов, осторожно и несмело начали проглядывать холодные глаза восходящий луны. Прислушиваясь к темноте и к себе, я вспоминал свой первый приезд и думал, зачем было Шугаеву уезжать в Москву? Пустоты не бывает, она всё равно чем-то заполняется, но там, среди тысяч лиц, можно было легко и потеряться и не разглядеть своего лица. А здесь, в деревне, на него смотрели с удивлением и уважением, признавая в нём приехавшего из города барина, который, видимо, от безделья бродит с ружьём по окрестным лесам, а по ночами жжёт керосиновую лампу и марает чернилами бумагу. Своим он здесь так и не стал, да и не очень-то к этому стремился.

Переворачиваясь на другой бок, я посмеялся про себя: получалось, что по наследству Шугаев передал мне не только дачу, но и Колю в придачу.

Челюсник

Проснулся я от шума и грохота и сразу не смог сообразить, где я и что со мной. И почему подо мной трясётся кровать? Выглянув в окно, увидел, что к дому, держа в металлических челюстях брёвна, ползёт огромное чудовище, в котором я не сразу признал трактор. Быстро одевшись, выскочил во двор и, забежав за угол дома, остановился, как вкопанный. Мне показалось, ещё немного – и Речкин снесёт школу.

– Командир! Принимай лес! – выглянув из кабины, крикнул Коля. В какой-то миг мне показалось, что он похож на скалившую зубы лохматую обезьяну.

– Ты где взял лес? – хриплым, надломанным голосом, стараясь перекричать работающий мотор, заорал я.

Свалив под черёмуху брёвна, Коля выскочил из кабины.

– Это лиственница. Её надо пустить под нижний венец. Я щас ещё сделаю пару ходок, – доложил Речкин и, нырнув в кабину, круто, почти на одном месте, развернул трактор. Послышался треск, нижней «челюстью» трактора Коля повалил у соседа забор. На секунду он приглушил мотор, глянул с высоты и, махнув рукой, всё с тем же грохотом пополз к дороге. Минут через пять от Змеиной горки с вязанкой брёвен трактор вновь выполз на дорогу и взял повторный курс к школе. От конторы прибежал лесник и, осмотрев поваленный забор, хотел было поднять его, но, поняв тщетность своей попытки, от злости плюнул, сжал кулаки и, набычившись, стал поджидать трактор. Коля, проезжая мимо, притормозил и глянул на лесника сверху в дверную щель и, перекрикивая шум, с некоторым недоумением бросил:

– Чего ты здесь нагородил? Ни подъехать, ни подойти!

– Тебе кто позволил?! – Подпрыгивая на одном месте, лесник был готов выскочить из своих форменных штанов.

– Я, – коротко и спокойно сообщил Коля.

– Ты кто такой? Ты вошь! Кто тебе разрешил взять лес?

– Я, – не повышая голоса, ответил Речкин. – Лес мой.

– Ты что, его растил?

– Поливал каждый день, – хохотнул Коля. – А вот ты откуда сюда упал? – Оскалившись и потеряв самообладание, лесник подскочил к трактору и кулаком ударил по металлической гусенице. Замах был сильным, но удар так себе, для блезира, чтобы пугнуть.

– А ты лучше головой, – посоветовал Коля.

И тут лесник буквально взвился:

– Ты чего, сволота, здесь творишь?! Я на тебя найду управу!

– Уйди с дороги, молокосос, а то перееду! – пообещал Коля и захлопнул дверку. Трактор, развернувшись, двинулся на лесника. Тот взвизгнул, перепрыгнул через поваленный забор и скрылся за углом школы. Через несколько секунд он выскочил с ружьём.

– Ещё шаг – и я стреляю! – последовало предупреждение.

– Ты – меня? Да я тебя раздавлю! – высунув из кабины голову, спокойным голосом ответил ветеран чеченской войны.

Чем бы закончилась схватка двух бывших спецназовцев, одному Богу известно, но здесь от конторы прибежал Ощепков.

– Алексей, опусти ружье, – приказал он. – Опусти, я тебе говорю! – И, повернувшись к Речкину, перекрывая шум трактора, крикнул: – Коля! Ты чего своевольничаешь? Где взял лес?