Добролюбов

Героиню «Грозы» Добролюбов назвал «шагом вперед не только в драматической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе». В чем заключалась заслуга Островского? В том, что он создал образ, который «давно требовал своего осуществления в литературе». Более того, говорит критик, он создал образ, около которого «вертелись наши лучшие писатели», но так и не смогли осуществить своего намерения. «Нам кажется, — говорит Добролюбов, — что все их неудачи происходили оттого, что они просто логическим процессом доходили до убеждения, что такого характера ищет русская жизнь, и затем кроили его сообразно с своими понятиями о требованиях доблести вообще и русской в особенности». Не так поступил Островский, «не Так понят и выражен русский сильный характер в «Грозе»… Он водится не отвлеченными принципами, не практическими соображениями, не мгновенным пафосом, а просто натурою, всем существом своим. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила…»

Добролюбов высоко оценил общественное значение «Грозы»; эта пьеса, по его словам, «без сомнения, самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства и безгласности в ней доведены до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших пьесу соглашается, что она производит впечатление менее тяжкое и грустное, нежели другие пьесы Островского (не говоря, разумеется, об его этюдах чисто комического характера). В «Грозе» есть даже что-то освежающее и ободряющее».

Несмотря на гибель героини, «Гроза» всем своим строем и пафосом внушала читателю — зрителю мысль о шаткости и близком конце «самодурства». Такое был «фон пьесы», в котором Добролюбов видел ее «освежающее» начало. Проникновенное истолкование «Грозы», сделанное в статье «Луч света в темном царстве», показало всем, и может быть самому Островскому, что Катерина и есть подлинный «луч света», что ее трагический конец как бы предвещает приближение новой жизни.

Анализируя художественный образ, Добролюбов иной раз добирался до таких глубин, куда не всегда заглядывал и сам писатель. Он достигал этого, не только проникая в замысел художника, но прежде всего сравнивая его образы с действительностью. Именно этой цели в его статьях служили публицистические отступления, мысли о некоторых явлениях жизни, на первый взгляд не имевших прямого отношения к делу. В совокупности многообразных связей образа с действительностью, которые с таким мастерством умел находить критик, и раскрывалась вся глубина произведения.

О «темном царстве», изображенном в статьях об Островском, можно сказать то же самое, Что было сказано Гончаровым об обломовщине: после этих статей к характеристике «темного царства» уже нельзя было прибавить ничего существенного. Сам Островский остался доволен анализом его творчества, который дал Добролюбов. По свидетельству актера Ф. Бурдина, две статьи «Современника» нравственно поддержали драматурга в трудное время, когда его преследовали житейские невзгоды, а театральная цензура препятствовала постановке его пьес. В это время, пишет Бурдин, «появился Добролюбов и разъяснил в своих статьях цену и значение Островского, что было для него большим нравственным утешением».

Драма «Гроза» дала возможность Добролюбову поднять вопрос о появлении в литературе нового героя. Еще больше материала для этой темы дал критику роман Тургенева «Накануне», которому он посвятил статью, многозначительно названную «Когда же придет настоящий день?» (1860). Впрочем, она появилась в «Современнике» под иным, ничего не выражавшим заголовком: «Новая повесть г. Тургенева», и этим отнюдь не исчерпывалось то смягчение, на какое вынужден был пойти автор под нажимом цензуры.