Добронега

Кто за меня вступится, думал Хелье, дрожа всем телом, кашляя, прижимая подбородок к коленям. Никто. Мария давно и имя мое забыла. Дир ничего не знает. Александр тоже. Гостемил не найдет. Гостемил может найти Александра и сказать ему, что я исчез. И что же? Вряд ли Александр знает, где находится перевалочный пункт Неустрашимых. Мария знает. Может, Гостемил сходит к Марие? Я достаточно ему рассказал, чтобы он что-то понял про нас с Марией. Про «нас с Марией», надо же! Зазнался я совсем. Ну, хорошо, допустим Гостемил забеспокоился и действительно пошел к Марие. Именно к ней. Не поленился, не махнул на все рукой, не заинтересовался свежеприобретенным фолиантом. Пошел. Допустим, его туда впустили. Допустим, Мария нашла несколько минут для разговора с ним. Возмущенная, гневная, отдает она приказ о немедленном освобождении верного ее пажа. Гостемил, удовлетворенный удачным исходом дела, идет домой — наслаждаться деликатесами, читать фолианты, принимать омовения с благовониями, ругать чернь. Ходить по хорловым теремам. Неустрашимые ставят в известность о приказе Марии главного, и главный поспешает сюда. А главный — как раз тот самый и есть, который меня сюда засадил. Да, неприятно…

Недостижима покинувшая сей мир Евлампия, и почти также недостижима Корсунь. Хороший город Корсунь. Впрочем, политики злопамятны, а Неустрашимые злопамятны вдвойне. И ничего не стоит послать в Корсунь, город изгнанников, человека с колчаном стрел. И будь ты хоть самый лучший свердомахатель в мире, и охраняй тебя хоть все мужское население Корсуни, и половина женского — от стрелы, метко посланной с расстояния ста шагов, никто еще никогда не уворачивался. Есть в Корсуни дома, а у домов есть крыши, с которых так удобно следить за тем, что происходит на улице.

Вот сказал я Гостемилу — лучше бы ты отступил от моих методов и прикончил бы гада этого на месте… Как в воду глядел! Был бы на месте Гостемила Дир, или даже Яван — не сидел бы я теперь, кашляя, в этом сарае. И ухо болит — крепко, однако, приложились кулачищем волосатым. Сволочи.

Он все-таки задремал, и временами ему казалось, что в секции присутствует кто-то еще, и даже пытается с ним заговорить, и он просыпался и таращился в темноту, но никого кругом не было. И он снова засыпал. А потом ему почудилось, что кто-то неторопливо с кем-то беседует, и голос знакомый, и раздается он откуда-то сверху. Хелье закашлялся, а потом поднял голову и посмотрел вверх, и вдруг в глаза ему посыпалась труха.

* * *

Чтобы не привлекать внимания, коней они привязали, не доезжая до бывшей подставы. Кони не возражали — кругом было много сочной спелой травы. Эржбета попробовала тетиву, закинула колчан за плечо, дала Гостемилу в руки топор, который он тут же стал недоуменно вертеть и рассматривать, и велела следовать за собой.

На опушке они остановились. Сруб был хорошо виден в лунном свете. Пятеро из ратников резались в какую-то азартную игру при свете ховрега, остальные шестеро или семеро сидели кто где, некоторые дремали.

— Обойдешь сруб справа, где тень погуще, — сказала Эржбета. — Понял?

— Понял. И что же?

— Заберешься сзади на крышу.

— Там есть лестница?

— А как же, мраморная, с перилами и статуями.

— Стало быть, нету. Жаль.

— Заберешься на крышу. Как сумеешь. Там деревья рядом растут. Вычислишь, в какой части сруба Хелье. Пробьешь крышу по ту сторону балки. Кинешь ему веревку, вытащишь его. Эту сторону крыши и стены я беру на себя, а с той стороны тебе придется защищаться самому. Понял?

— Это как же?

— Что — как же?

— Защищаться?

— Есть топор. Что тебе еще нужно?

— А они…

— Они попытаются влезть на крышу. Как будут влезать — сбивай их обратно вниз.

— А нельзя ли просто открыть дверь? Там, вроде бы, засовы.

— Засовы на замках.

— А почему нельзя просто выбить дверь?

— Во-первых, ты не знаешь, какая дверь. Во-вторых, двери там очень прочные. И в третьих, смотри сколько их. Так они и дали тебе выбить дверь.

— Раз, два, три… восемь…

— Одиннадцать человек. Все, иди.

— А как я узнаю, где именно он сидит?

— Пес ети… Позовешь. Через крышу.

— Крыша соломенная?

— Была бы соломенная — топор не был бы нужен. Там балки частые. Ни пуха тебе, ни пера.

— Ага, — понял он. — То есть, к черту. А все-таки, зачем это тебе? Что-то я не очень верю в то, что он тебе жизнь спас. Может и спас, но ведь дело не в этом?

— А ну иди отсюда! — сказала она яростным шепотом.

Гостемил хотел было в ответ светски улыбнуться, но в роще было темновато, не разглядит она. Он стал обходить полянку по периметру, ступая осторожно. Один раз случилось ему наступить на какую-то ветку, которая треснула у него под ногой. Он замер. Никто из охраны не поднял головы. Гостемил перекрестился.

С противоположной стороны у самого сруба действительно росли крепкие деревья и было темно. Гостемил переместился ближе, и еще ближе. Вот и стена. Он вытянул руку вверх, но не достал до кромки.