Добровольцы

Шли в Управленье разговоры:Кайтанов — он такой-сякой,Поспорит и дойдет до ссоры,Не ценит собственный покой.Набрался мудрости на войнах,Разнес проект в один момент.Им инженеры недовольны,Обижен член-корреспондент.Однако он работник дельный,Имеет несколько наград…Пускай на факультет туннельныйУчиться едет в Ленинград.А как его семья? ТепловуСо стройки отпустить нельзя.Но разлучаться им не ново,Привычно, я б сказал, друзья.Пускай они решают сами,Но вуз ему необходим.А Ленинград не за горами,И все условья создадим.Все ясно, не к чему придраться,И выдан проездной билет.Так стал Кайтанов ленинградцемПо крайней мере на пять лет.Я захожу к друзьям старинным,Но Лелю нелегко застать.С кайтановским подросшим сыномПридется посидеть опять.Мальчишка здорово рисует,Про все, как взрослый, говорит,Его Вьетнам интересуетИ что такое Уолл-стрит.От папы вести слишком кратки,

Он пишет: очень трудный год,Да телеграмму: «Все в порядке» —Раз в две недели маме шлет.У дяди Славы перемены:Он приезжал прощаться к нам,Он служит где-то возле Вены,И тетя Таня тоже там.…Мне не собрать друзей далеких,Но буду с ними я везде.Так помнят реки об истоке,Так помнят птицы о гнезде.И выпал мне отъезд нежданный.Экспрессом «Красная стрела»,И ночь в пути, и день туманныйСквозь рябь вагонного стекла.В купе сосед, профессор бойкий.Зайти ехидный дал советВ квартиру Пушкина на Мойке,Чтоб знать, как скромно жил поэт.Но, времени имея малоНа поучительный досуг,Я сразу бросился с вокзалаТуда, где учится мой друг.Как раз звонок по-детски звонок.И странен всем, как в мае снег,Среди мальчишек и девчонокСедоголовый человек.Кайтанов! Лапы мне на плечиКладет он грузно. «Здравствуй, друг!»Я ощущаю легкость встречи,Родную тяжесть этих рук.«Ну, что там Славик? Как там Леля?Письмо? Давай его сюда!

Сегодня с лекции на волюСбегу, — невелика беда».И мы шагаем с ним проспектом,Как жизнь, широким и прямым,Сто раз поэтами воспетым,С далеким шпилем золотым.Минуем строгие кварталы,Не клеится наш разговор…Но вот навстречу самосвалы,И виден во дворе копер.Для нас нет зрелища дороже,Для нас нет выше красоты:«Смотри! Метро здесь строят тоже,Хотя ужасные грунты».«Ты где живешь?» — «Снимаю угол».«Пойдем к тебе?» — «Не по пути!»Ужели он не хочет другаВ свою обитель завести?Мне это показалось странным.Ну что ж, на нет и нет суда.Пахнуло чадом ресторанным.«А может быть, зайдем сюда?Вон в глубине свободный столик,Студент не прочь бы коньячку».В задорных разговорах КолиУлыбка прятала тоску.Но, не назвав ее причины,Он еле совладал с собой.Не любят говорить мужчиныО том, что может стать судьбой.Лет через шесть в степях за ДономУслышал я его рассказ,Но, споря с времени законом,

Передаю его сейчас.Отличный угол снят был Колькой:Славянским шкафом отделен,Был со столом, с походной койкойДворец студенческих времен.Хозяйка постояльцу рада:Зимою страшной у нееВсех близких отняла блокада,Оставив горе да жилье.А как зовут ее? Не важно,И разве вам не все равно?На лампе абажур бумажный,И в комнате полутемно.Я знаю поколенье женщин,Которые живут одни,Достойные любви не меньше,Чем те, кто счастлив в наши дни.Заботливы ее вопросы.Все вечера они вдвоем…Она свои тугие косыЗавяжет золотым узломИ сядет рядом, пригорюнясь,Сомкнув кольцо округлых рук.Нет, это, кажется, не юность,Вы поздно встретились, мой друг!Не очень громко, безыскусно,Сбиваясь часто, — ну и пусть! —Она стихи поэтов грустныхЧитает Коле наизусть.Но в этом нету вероломства:Ведь он до рокового дняИз всех поэтов (по знакомству)Читал лишь одного меня.

И вспоминает виноватоОн свой московский непокой:«Повадка Лели угловата,И нет в ней тайны никакой?..А наше первое свиданьеУ лунных просек на виду,И комсомольское собраньеТогда, в тридцать седьмом году,И в сорок первом расставанье,Преодолевшее беду?..»Все тоньше память жизни прежней,И вот уже она — как нить.Любовь ее все безнадежней,И надо что-нибудь решить,Иначе этот взгляд печальный,Где тьма как свет и свет как тьма,Где встреча длится, как прощанье,Сведет с ума, сведет с ума.Но голосом глухим, как эхо,Хозяйке говорит жилец:«Я в общежитье переехал,Прости меня. Всему конец».И зубы стиснуты до боли,Так тяжко на душе. Но онНе зачеркнет второй любовьюВсе то, во что навек влюблен!Пускай всегда хранится в тайнеТо, что на берегу донскомМне позже рассказал КайтановО подвиге своем мужском.Нет, вовсе не о той победе,Которой хвастают хлюсты,А о рожденном на рассветеВысоком чувстве чистоты.