Инес никогда не могла удержаться от того, что ее подруга Лаура именовала «перформанс»: «Дорогая, неужели ты думаешь, что кто-нибудь из цивилизованных людей может обойтись без притворства в постели? Я не говорю об оргазме. В конце концов,
Лаура все чаще сбивалась на
Мариэл Хемингуэй: Не знаю, кажется, я все еще немного нервничаю рядом с тобой.
Вуди Аллен: Все еще?
Мариэл Хемингуэй: Да, мне так кажется.
Вуди Аллен:
Поцелуй же — нечто совершенно иное. Особенно первый, позволяющий насладиться новым, неизведанным ощущением. Это порыв, неожиданность, и вряд ли кому-то придет в голову притворяться, впервые вторгаясь на желанную территорию. Естественно, речь идет о поцелуе с любимым, как и было на этот раз.
«Какие разные у всех губы», — в который раз подумала Инес, когда к ней приблизились дрожащие губы, говорившие: «Послушай, я должен объяснить тебе все, Инес, сейчас ты поймешь…» И, без сомнения, с поцелуем она действительно намного лучше поняла все, рассказанное ей Мартином Обесом и казавшееся просто невероятным. «Что? Значит, это был всего-навсего телевизионный розыгрыш? Да… я когда-то видела подобные передачи, по-моему, это просто гнусность. Как можно обманывать людей, делать из них идиотов? И все для чего? Что? Что ты говоришь? Уму непостижимо… Значит, когда ты пришел в офис на следующее утро, оказалось, что «Гуадиана Феникс филмз» уже не существует? Фирма будто испарилась, а хозяек никто в квартале не знает?.. Нет, пожалуйста, пойми меня… не подумай, что я тебе не верю, да и прощать мне тебе нечего, только все это странно, очень странно…»
После обеда с матерью, словно желая бросить вызов всем демонам прошлого и будущего, Инес Руано снова пила «Бомбей» с тоником, и, что хуже всего, — на старом месте преступления, в «Кризисе 40». Почему? Черт его знает, но там был
От этой отметки ниже нуля до первого поцелуя прошло всего двадцать минут. Однако впоследствии, когда Инес решила восстановить ход событий, чтобы рассказать о случившемся Лауре, оказалось, что в ее сознании запечатлелось лишь четыре сцены в виде отдельных и довольно размытых снимков, словно волнение от этой встречи ослабило ее память или (что более вероятно) словно она не осмеливалась пока запустить любовную мовиолу. На первом из этих снимков был запечатлен Мартин с собранными в хвост черными волосами: он сидел в глубине бара, не подозревая о присутствии Инес. («На этого можешь даже не смотреть, он слишком красив и к тому же моложе тебя… Интересно, сколько ему лет? Тебе ведь не нравятся молодые, это невозможно, вспомни малиновое мороженое…») На другой фотографии Инес нервно звенит льдинками в стакане, потому что Мартин подошел к ней сзади и теперь говорит ей что-то на ухо. В этом баре невозможно общаться иначе: нужно было говорить на ухо или кричать изо всех сил, но этот голос, эта робкая открытость… Третью фотографию трудно описать словами, потому что это было нечто вроде огромного малинового пятна, предупреждавшего: осторожно, опасность!
Однако Инес не послушала предупреждения, и потому на следующем снимке запечатлен их первый поцелуй. Что ты делаешь, сошла с ума, Инес? Вспомни малиновое мороженое… хочешь повторения? Осторожно, опасность! Одно было несомненно: этот парень не нуждался в приукрашивании, его не нужно было обрабатывать в Photoshop, как Игнасио де Хуана, он само совершенство. «Да что ты такое несешь? Что за глупости? Совершенен — в чем?»