Запах лекарств и антисептиков в сочетании с ароматом мочи, атмосфера подавленных страданий и клинической смерти порождали у меня желание оказаться в любом ином месте. Как юный, еще не оперившийся монстр, я никогда не задавался вопросом, не желал ли того же и Гарри.
— А в твоем случае ты должен быть особенно терпеливым, потому что станешь считать, что очень умен, и можешь остаться безнаказанным, — продолжил он. — Но у тебя не получится. Этого не сможет никто. — Гарри снова взял паузу, чтобы откашляться. На сей раз он кашлял дольше и сильнее.
Наблюдать своего приемного отца — непобедимого суперкопа Гарри — трясущимся, с краснеющим лицом и слезящимися от напряжения глазами было невыносимо. Его вид заставил меня отвести глаза. Когда я снова перевел на него взгляд, он уже внимательно смотрел на меня.
— Я знаю тебя, Декстер. Знаю лучше, чем ты сам знаешь себя. — И в это легко было поверить, пока он не добавил: — В глубине души ты хороший парень.
— А вот и нет, — возразил я, думая о тех замечательных вещах, которые мне пока не разрешали делать; и даже простое размышление о подобных поступках исключало всякие ассоциации с хорошим человеком. Кроме того, большинство числившихся хорошими парнями угрястых, с бунтующими гормонами подростков моего возраста походили на меня не больше, чем орангутаны. Но Гарри моих возражений все равно не услышал бы.
— Это именно так, и ты должен поверить. Твое сердце, Декс, в основном находится на правильном месте, — заявил он и зашелся в поистине эпическом приступе кашля.
Приступ, как мне показалось, продолжался несколько минут, после чего Гарри в изнеможении откинулся на подушку. Он закрыл глаза, а когда открыл, они снова стали стальными глазами настоящего Гарри, казавшимися особенно ясными на фоне бледной зелени его умирающего лица.
— Терпение, — произнес мой отец, и, несмотря на нестерпимую боль и безмерную слабость, которую он должен был испытывать, слово прозвучало сильно. — Тебе, Декстер, предстоит долгий путь, а у меня осталось совсем немного времени.
— Да, знаю.
— Вот именно это я и имею в виду. Ты должен был бы сказать: «Не беспокойся, у тебя много времени».
— Но это же не так, — ответил я, не будучи уверен, куда это ведет.
— Да, времени у меня действительно нет. Но люди притворяются, чтобы я чувствовал себя лучше.
— И ты стал бы чувствовать себя лучше?
— Нет, однако поведение людей нельзя объяснить чистой логикой. Ты должен быть терпеливым, наблюдать и учиться. Иначе тебе крышка. Тебя поймают… Тебя — половину моего наследия. — Он закрыл глаза, и я уловил напряжение в его голосе. — Твоя сестра станет хорошим копом. — Он улыбнулся медленно и немного печально. — Ты же будешь чем-то иным. Олицетворением истинной справедливости. Но это случится только в том случае, если ты сможешь терпеть. Если подходящий момент не настал, Декстер, жди, когда он наступит.
Для восемнадцатилетнего ученика-чудовища это было слишком. Я хотел лишь, чтобы сидевшее во мне нечто могло плясать в лунном свете со сверкающим клинком в руках. Ведь это так просто и естественно — прорубаться сквозь всякий вздор и чепуху к сути вещей. Но поступать так я, увы, не мог. Гарри сильно осложнил это.
— Не знаю, что стану делать, когда ты умрешь, — сказал я.
— Все будет в лучшем виде.
— Мне так много надо запомнить.
Гарри вытянул руку и, нажав кнопку, прикрепленную к свисающему над ним шнуру, произнес:
— Ты все прекрасно запомнишь.
С этими словами он отпустил кнопку, и мне показалось, что свободно повисший шнур высосал у Гарри последние силы.
— Ты запомнишь, — повторил он, закрыв глаза, и я на мгновение остался в палате один.
Затем в палату торопливо вошла медсестра со шприцем в руке, и Гарри открыл глаза.
— Мы не всегда можем делать то, что считаем нужным. Когда не остается ничего иного, ты должен ждать, — произнес он и протянул руку для инъекции. — Какую бы… тягу… ты при этом ни испытывал.
Я наблюдал, как Гарри не моргнув принял иглу в вену, сознавая, что даже облегчение окажется временным, конец приближается, а он ничего не может с этим поделать. Гарри не боялся встретить смерть, как положено, и все в жизни делал правильно. Я тоже знал, что Гарри меня прекрасно понимает. Никто, кроме него, меня не понимал, не понимает и никогда не будет понимать. Только Гарри.
Единственная причина, почему я думал о том, как быть человеком, — желание как можно больше походить на него.
Глава 11
Итак, я проявлял терпение. Дело это трудное, но решать должен был Гарри. Пусть блестящая, стальная пружина останется во мне сжатой. Пусть спокойно наблюдает и ждет в леднике момента, когда Гарри позволит ей распрямиться и кувырком устремиться в ночь. Рано или поздно появится хоть какая-нибудь крошечная брешь, и мы сможем нырнуть в нее. Рано или поздно я заставлю Доакса мигнуть.
Я выжидал.
Некоторым это, естественно, дается труднее, нежели другим, но воскресным утром, несколько дней спустя, зазвонил мой телефон.
— Будь все проклято! — без предисловий заявила Дебора.
— Прекрасно, спасибо, а как поживаешь ты? — произнес я.