– Кто знает, почему? – пожал плечами Филипп. – Возможно, он и сам не сможет ответить на этот вопрос. Были, значит, какие-то глубокие причины, которые вызвали его любовь к ней. Между прочим, из куртизанок получаются отличные жены: познав многих мужчин, они отдают всю свою любовь тому единственному, которого полюбят по-настоящему. Вспомним историю: Перикл мог жениться на любой из лучших девушек Афин, но выбрал гетеру Аспазию, которая стала идеальной женой, примером для прочих афинских женщин.
– Может быть, мне трудно судить об этом, но я помню, как возроптали многие из наших братьев и сестер, когда Иисус стал часто бывать с Магдалиной и при всех целовать ее, – сказал Варфоломей, покачав головой.
– Особенно из сестер, – улыбнулся Филипп. – Они прямо-таки возревновали его к Магдалине и потребовали у него объяснений, почему он выделяет ее в ущерб остальным. Конечно, они имели в виду братские и сестринские отношения, но в глубине души – кто знает… Он же сказал так: «Разве вы не читали, что Господь с самого начала создал мужчину и женщину? Так пусть мужчина оставит отца и мать и прилепится к жене своей, и будут двое единой плотью. И кто хочет жениться, пусть женится, а кто женат, пусть остается таковым», – он показал тогда на меня и Петра, который тоже имеет жену. Вскоре после этого Иисус объявил Магдалину своей женой и сказал ей: «Родишь от меня сына и станешь для него тем, чем была моя мать для меня».
– Да, так и было, – подтвердил Варфоломей.
– Но не было ли это скорее пожеланием, чем воспоминанием о его детстве? – задумчиво продолжал Филипп. – Он не раз говорил, что рос одиноким, что его мать боялась показать свою любовь к нему. И какой смысл он заложил в слова «родишь от меня сына»? Что здесь главное: «родишь сына» или «родишь от меня»?
– Ну, это уж слишком! – возмутился Варфоломей. – Ты клевещешь на него!
– Я лишь повторил его слова, – возразил Филипп, – а тайна его рождения так и останется тайной. Верно то, что по плоти он сын человеческий, но по духу – сын божий.
– Ох, боюсь я таких разговоров! – вздохнул Варфоломей. – И так уже об Иисусе болтают всякие глупости: его называют даже царем Иудейским. Не кончится это добром, помяни мое слово!
– А ведь он действительно мог бы стать царем, он ведь из рода Давида, – заметил Филипп. – И сам Давид, и сын его Соломон – предки Иисуса, он царских кровей. Ирод Великий, которого назвали так больше за его страшные злодеяния, чем за успехи, по своему происхождению имел меньше прав на трон, чем наш Назаретянин.
– То-то и оно: понравится ли это иродиадам? – перебил его Варфоломей. – Сыновья Ирода трясутся от страха в своих дворцах, боясь и римлян, и народа, – так стерпят ли они Иисуса, который благороднее их по крови?
– Я не закончил. Да, Иисус мог бы стать царем, но не хочет этого, – сказал Филипп. – Царь правит по законам земного мира, несовершенным и несправедливым, как и этот мир, но Иисус призывает к высшей справедливости. Его царствие не от мира сего.
– Мне ли этого не знать, брат? – с некоторой обидой заметил Варфоломей. – Но я говорю не о том, чего хочет Иисус, – я говорю о страхе его врагов.
– Ты прав, этот страх опасен, – согласился Филипп. – Нет ничего опаснее для народа, чем страх правителя, боящегося потерять власть. Нам надо убедить Иисуса уйти из Иерусалима в Галилею, там его не найдут… Постой, мы сейчас не пойдем в дом Лазаря! Давай соберем всех братьев, потом вместе придем к Иисусу и обсудим, как быть дальше.
– Я поддержу тебя во всем, – твердо сказал Варфоломей.
Лазарь был не в восторге, когда в его дом ночью пришли двенадцать человек; с ворчанием он приказал своей сестре принести лепешки и вино. Сам он ушел после этого спать, а Магдалина встала за занавесью, не в силах сдержать свое любопытство и тревожась за Иисуса.
Двенадцать его учеников расселись вокруг круглого стола и принялись за нехитрую трапезу; тусклый масляный светильник едва освещал их лица, остальная часть комнаты утонула во тьме. Петр и Симон, которые были не прочь поесть, налегли на лепешки и сыр, остальные ели мало. Вино тоже пили умеренно, за исключением Иуды, наполнившего себе уже третий стакан.
– Пей, не стесняйся, – говорил ему Иисус, ласково потрепав его по голове. – Вино – это кровь земли, сродни той крови, что течет в наших жилах. Пейте вино, чтобы породниться с землей, и друг с другом, и со мной! И ешьте хлеб, потому что он подобен телу земли и нашим телам, – когда вы едите его, родство наше становится еще ближе… Пей, Иуда, пей, мой ближайший ученик!
– Почему это он – ближайший? – ревниво спросил Иоанн, миловидный юноша, сидевший по правую руку от Иисуса, в то время как Иуда сидел по левую.