Добыча золотого орла. Пророчество орла

— Слушай меня. Никакой пощады никому не будет. Эти люди умрут, и их смерть послужит назиданием для товарищей. Этот вопрос закрыт, и я более не потерплю никаких попыток снова его поднять. Никогда больше не упоминай об этом в моем присутствии. Я ясно выразился?

— Так точно, командир.

— Казнь состоится завтра на рассвете, перед строем Первых когорт всех четырех легионов. Выясни, кто из твоих солдат состоял в дружеских или приятельских отношениях с приговоренными — именно они и станут палачами. Если кто-то откажется или вздумает протестовать, он будет распят сразу по завершении казни. — Плавт откинулся назад и глубоко втянул носом воздух. — Все, легат, приказы ты получил. Можешь быть свободен.

Веспасиан с трудом поднялся на ноги и отдал честь командующему. Прежде чем он повернулся, у него возник было порыв в последний раз попытаться воззвать к справедливости. Но в глазах Плавта он увидел стальной отблеск холодной решимости и понял, что высказываться по этому поводу не только бесполезно, но и опасно.

Поэтому он повернулся и вышел из шатра на свежий воздух настолько быстро, насколько это позволяло достоинство его ранга.

Глава 20

С треском пробравшись сквозь густой ивняк, покрывавший берег реки, Макрон тяжело опустился на прохладную зеленую траву в тени деревьев. Он поручил своему оптиону Публию Сентию присмотреть за тем, как бойцы его центурии ставят палатки. Центурион Феликс предложил командирам сходить искупаться в реке, но, несмотря на изнуряющую дневную жару, ни Макрон, ни кто-либо еще из центурионов не счел возможным делать это на глазах у обреченных товарищей.

Максимий был полностью поглощен устройством для когорты отдельного лагеря: он делал все возможное, чтобы произвести впечатление профессионала, продолжающего стоически исполнять свой долг при любых обстоятельствах. Но как он ни подгонял солдат, те двигались словно в тяжелой летаргии, выдававшей состояние их духа. Третья когорта была погружена в печаль и молчаливое уныние, усугубляемое тем, что рядом, на виду, были их товарищи, обреченные на смерть. Особенно подавленное настроение было у тех, кого назначили проводить казнь: двадцать человек во главе с центурионом Макроном.

Когда легат отдал приказ, Макрон немедленно отказался, его ужаснула сама мысль о возможности забить дубинкой до смерти Катона, его друга.

— Это приказ, центурион, — сурово заявил легат. — И не вздумай отказываться, выбора у тебя нет.

— Но почему я, командир?

— Таков приказ, — с печалью в голосе ответил Веспасиан. — Ты уж постарайся, чтобы он не очень мучился… ладно?

Макрон кивнул. Сильный удар по голове лишит Катона сознания и избавит от мучительной боли, когда ему будут ломать кости и ребра. Но стоило Макрону об этом подумать, как у него скрутило желудок.

— А как с остальными ребятами?

— Нет. Только Катон. Если мы попытаемся облегчить смерть для всех, командующий просто остановит казнь и назначит для завершения новую команду.

— Понятно, — кивнул Макрон. Будь у него хоть малейшая возможность проявить милосердие ко всем приговоренным, он воспользовался бы ею не задумавшись. Но легат был прав: они могут лишь попытаться облегчить страдания друга.

— Все это очень скверно, центурион. Для всех нас. Но таким образом Катон, по крайней мере, избегнет худшего.

— Да, командир.

— А теперь отправляйся и отбери команду для исполнения казни.

Быстро отдав честь, Макрон вышел из палатки, радуясь возможности оказаться снаружи и вдохнуть полную грудь чистого воздуха. Никогда в жизни от него не требовали делать то, что настолько не соответствовало его представлениям о добре и зле. Перед мысленным взором центуриона предстал образ Катона — связанного, стоящего на коленях у его ног. Паренек поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с другом, а он, Макрон, заносит дубинку…

При этой мысли кровь застыла в его жилах. Он стукнул себя кулаком по бедру и зашагал обратно к лагерю Третьей когорты.