Дочь Галилея

Едва разобравшись с долгами, сестра Мария Челесте узнала, что сестру Арканжелу выдвигают на новую должность - отвечать за монастырский винный погреб. «В новом году сестра Арканжела должна занять пост хранительницы вина, и это заставляет меня тяжко задуматься, - писала сестра Мария Челесте Галилею. (Она боялась, что сестра Арканжела будет пренебрегать своими обязанностями, как она делала это в должности наставницы, ибо отличилась невнимательностью. Ее так же пугали возможные злоупотребления, Мария Челесте не хотела, чтобы сестра Арканжела потворствовала своей склонности к вину, чему весьма будет способствовав новый пост.) - Я похлопотала перед матерью-настоятельницей, чтобы ей под разными предлогами отказали в этом назначении, а поставили ее отвечать за ткани: сестра Арканжела должна будет отбеливать скатерти и полотенца, а также вести их учет».

Узнав, вполне возможно, что и от самого Галилея, какое прекрасное вино подают в доме Никколини, сестра Мария Челесте откликнулась увещеванием отцу не увлекаться чрезмерно вином - напитком, который он характеризовал как «свет, связанный во влажном состоянии». Дочь боялась, что большие порции, к которым он постепенно привыкал, могут усугубить боли и ухудшить состояние его здоровья.

«Злая зараза все еще существует, - писала она 14 мая, в ответ на упоминание Галилея, что он, вероятно, скоро отправится домой, - но говорят, что умерли лишь немногие. Есть надежда, что чума идет на спад и должна закончиться, когда по Флоренции торжественно пронесут образ Мадонны Импрунетской».

Считалось, что Мадонна Импрунетская - икона, согласно легенде, привезенная в Тоскану в I веке нашей эры, - помогает жертвам всяческих бедствий. Начиная с появления Черной Смерти в 1348 г., какие бы наводнение или голод, сражение или эпидемия ни разразились во Флоренции, дело ни разу не обошлось без чудотворной иконы, которую выносили из маленькой церкви, расположенной в деревушке под названием Импрунета, и доставляли в главные соборы города. В мае 1633 г. великий герцог Фердинандо решил обратиться к священному образу с просьбой вновь совершить этот длинный путь, чтобы изгнать возродившуюся чуму. Магистрат, весьма настороженно относившийся к массовым скоплениям людей в период эпидемии, 20 мая издал указ, ограничивающий число верующих - особенно женщин и детей, - которые могли присоединиться к процессии.

«Что касается Вашего возвращения сюда при нынешних обстоятельствах, - выражала свою обеспокоенность сестра Мария Челесте в следующем письме, - я боюсь, что еще не миновала опасность распространения заразной болезни, окончание которой столь горячо нами желаемо, что вся вера города Флоренции теперь обращена к святейшей Мадонне, и потому сегодня утром, с чрезвычайной торжественностью, ее чудотворный образ был перенесен из Импрунеты во Флоренцию, где он должен оставаться в течение трех дней, и мы в обители лелеем надежду, что во время возвращения образа нам будет дарована привилегия увидеть его».

С 20 по 23 мая Мадонну Импрунетскую проносили по улицам опустошенной чумой Флоренции, а ночи икона проводила в качестве гостьи в трех разных церквях, удостоившихся особой чести. Священный образ представлял Марию сидящей на троне, в красном платье и с драгоценной короной на голове; на коленях, прикрытых синим гиматием, она держит младенца Иисуса. Вокруг шеи закреплены настоящие бусы - одна нить жемчуга, другие из драгоценных камней, - выступающие над гладкой поверхностью иконы, окаймленной красной рамкой с закруглением в виде арки в верхней части. Восемь человек несли шесты, удерживающие украшенный балдахин над Мадонной, а еще не меньше дюжины поддерживали тяжелую икону и причащались славы самого почитаемого образа, установленного на помосте.

Сестра Мария Челесте рассказывала: «Покидая Флоренцию, образ святейшей Мадонны Импрунетской был принесен в нашу церковь; об этой милости стоит упомянуть особо, потому что она перемещалась из Пьяно [деи-Джульяри], так что процессия непременно должна была пройти мимо на обратном пути по той дороге» которую Вы, господин отец, так хорошо знаете. Вместе с ракой и украшениями образ весит свыше 700 либбре[66], а поскольку огромные размеры иконы исключали возможность пронести ее сквозь наши ворота, для этого пришлось ломать стену во дворе и раскрывать верхнюю часть церковных дверей, что мы сделали с огромной охотой»[67].