Дочь Галилея

В Риме посол Никколини докладывал папе Урбану VIII, что Галилей доказал за время своего пребывания в Сиене, что является образцовым узником и не проявляет ни малейшего непослушания Святой Инквизиции. Урбан обдумывал, что ему выгоднее: дать ход этому прошению или жалобе сиенских клириков на архиепископа Пикколомини. Из жалобы этой следовало, что архиепископ слишком часто собирает за столом разных ученых, вероятно, чтобы создать интеллектуальное сообщество, столь приятное и необходимое синьору Галилею для покойного состояния ума. Иначе говоря, вместо того, чтобы держать Галилея в заключении как осужденного еретика, Пикколомини принимал его как почетного гостя.

В анонимном письме, поступившем в Рим, утверждалось:

«Архиепископ многократно говорил, что Галилей осужден Священной Конгрегацией несправедливо, что он первый человек в мире и будет вечно жить в своих писаниях, даже если те запрещены, и что за ним следуют все лучшие умы современности. А поскольку такие семена сеются прелатом, они могут превратиться в опасные плоды, потому я и считаю своим долгом доложить сие» [86].

Галилео Галилей и Винченцио Вивиани. Институт и Музей истории науки, Флоренция

Часть 6 Возвращение в Арчетри

XXX «Если бы только Вы могли заглянуть мне в душу и увидеть ее устремления»

В конце октября, а затем и в ноябре 1633 г. по всей Тоскане лил дождь. Сырость вызвала у Галилея болезненное обострение артрита, усилила она и усталость сестры Марии Челесте, набросив мрачную тень на все их ожидания. Сестра Катерина Анжела, бывшая мать-настоятельница Сан-Маттео, умерла сырой осенью, и монахини под дождем похоронили ее на монастырском кладбище.

«Я есмъ воскресение и жизнь; верующий в Меня если и умрет, то оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек».

Заупокойная служба. Иоанн, 11:25-26

Другие болящие сестры пока держались. Галилею так и не удалось послать им куропатку, поскольку охотничий сезон уже закончился и достать птицу было негде. Сестра Мария Челесте, со своей стороны, тоже не сумела раздобыть садовую овсянку, которую Галилей у нее просил, так как не мог отыскать эту птицу в Сиене.

«Я задержалась на этой неделе с письмом, - извинялась дочь, - потому что очень хотела послать Вам овсянку, но, в конце концов, так и не нашла ее; я слышала, они улетают, когда прилетают дрозды. Если бы я только знала о Вашем желании, господин отец, несколько недель назад, когда ломала голову, что бы такое послать, чтобы Вас порадовать. Но не расстраивайтесь! Вам не повезло с овсянками, так же как мне с серыми куропатками, которые достались лишь ястребам».

Затяжные дожди сделали невозможным дальнейшее разведение бобов в саду, сообщала Мария Челесте, но ясная погода должна вернуться, а вместе с ней вернется и он. «Я не посылаю Вам пилюли, так как желание заставляет меня надеяться, что Вы скоро приедете и заберете их самостоятельно: я с нетерпением ожидаю решения, которое Вы должны получить на этой неделе».

Однако решение не пришло. Галилей от постоянного ожидания стал раздражительным и так зависел от писем дочери, что ругал ту, когда она не успевала послать очередное достаточно скоро.

«Если бы только Вы могли заглянуть мне в душу и увидеть ее устремления, как Вы, господин отец, проникаете взором в небеса, - начинала она письмо от 5 ноября, - я уверена, Вы бы не жаловались на меня, как делали это в последнем своем послании, ибо убедились бы» как сильно я бы хотела, если бы это только было возможно, получать Ваши письма ежедневно и каждый день посылать Вам ответ, получая сама огромное удовольствие и доставляя его Вам, пока это не обрадует

Бога настолько, что мы снова сможем наслаждаться обществом друг друга».

Далее дочь рассказывает, что ей все же удалось добыть желанных им овсянок - через человека, который разводил птиц на службе у великого герцога. Теперь Мария Челесте могла в любой момент послать Джеппо в богатые сады Боболи, позади палаццо Питти, чтобы тот, вооружившись специальным ящичком для упаковки изысканных птиц, мог доставить их прямиком синьору Джери. В ответном письме, когда несколько дней спустя Галилей благодарит дочь за подарок, ничего не говорится о том, когда он все-таки покинет Сиену, хотя кое-какие новости к тому времени уже появились.

«Прежде всего я должна сообщить Вам, как была поражена, что Вы ни словом не упомянули в последнем письме ни о том, что получили послание из Рима, - писала она в субботу, 12 ноября, - ни о решении относительно Вашего возвращения, которое все мы так рассчитывали получить до Дня всех святых, о чем дал мне понять синьор Герардини. Я хочу, чтобы вы откровенно рассказали мне, как развивается Ваше дело, чтобы успокоить мой разум. И порадуйте меня также известием, рассказав, о каком предмете Вы теперь пишете: постарайтесь изложить его так, чтобы я смогла понять, и можете не опасаться: я сохраню сие в тайне».