Дочь генерала

Изрядно постаревшая Харина, прошедшая с ними «огонь и воду», на столичных «медных трубах» сломалась. С неделю она жалобно плакала, забившись в угол, и наотрез отказывалась выходить из дому даже в соседний гастроном. Старуха однажды на колени встала перед полковником: «Отец родной, отпусти домой в деревню, не смогу я здесь жить: страшно!» Ну, что тут поделаешь! Отец вместе с ней съездил в деревню на Тамбовщине, удостоверился, что ее там ожидают родственники и приличные бытовые условия, и помог с переездом. Старуха на прощанье поцеловала его руку и перекрестила. Так отец с дочерью остались одни.

В школе и во дворе Наташу приняли неожиданно хорошо: ведь приехала она не из какой-то провинции, а из самой Германии! Девчонки завистливо рассматривали ее «фирменные» наряды, мальчики наперебой приглашали на вечеринки. Только отец не отпускал: знаем, чем там молодежь занимается.

Одного лишь Стасика отец терпел рядом с дочкой. Это был необычный мальчик. Внешность у него была вполне заурядная — эдакий серый мышонок, низкого роста с глуповатым лицом. Держал он себя всегда скромно. И лишь изредка на праздничных вечерах, в гостях сквозь «официальное лицо» проступала его настоящая личность: самолюбивая и властная. Фамилию носил он из тех, что постоянно мелькали в передовицах центральных газет: папа у него был из больших партийных начальников. Стасик для Наташи стал кем-то вроде покровителя: мальчишки и даже взрослые боялись с ним конфликтовать. Только Наташа относилась к нему, как к товарищу, а он желал большего. Поэтому их отношения были непростыми, хотя внешне соблюдались все правила приличия.

Однако, дочка из нескладного подростка неотвратимо превращалась в красивую стройную девушку. Отцовский взгляд, направленный в сторону юношей, казалось бы должен был действовать как очередь из крупнокалиберного пулемета. Только не на столичных юношей! Эти стиляги будто броней ограждались цинизмом и на старших смотрели без должного уважения. Какое там!.. Иной раз прямо в глаза усмехались, паршивцы. Словом, отцу тревог прибавилось, и старое сердце все чаще стало напоминать о себе тупыми ноющими болями.

Видя отцовские переживания, Наташа пыталась как могла успокоить его. Издавна привыкла она к одиноким вечерам с книгой в руках. Вела она также дневник, которому доверяла сердечные секреты. Долгими зимними вечерами она часами сидела с опущенной на колени книгой, думала о чем-то своем, мечтала… То легкая тень печали опускалась на ее лицо, то вдруг улыбка озаряла рассеянным светом. Когда отец томился, дочь садилась рядом, что-нибудь рассказывала про школу или что-либо из прочитанного. И всё — в дом приходил мир и покой. Девушка носила в сердце такой немыслимый запас чистоты и настолько светло воспринимала самые разные события, что отец понимал: она не сорвется. Так и жили они, поддерживая друг друга.

Только одна летняя ночь

Вместе с букетом цветов Сергей внес в комнату душистое очарование леса. Он бережно положил цветы на зеленое сукно стола и приблизил к ним лицо. По белым лепесткам ромашки ползал крохотный синий жучок. Желтоватые соцветия тысячелистника, впитавшие солнце, робко поглядывали на него десятками любопытных глаз. Кусочком неба голубели венчики васильков. А вот гвоздика — тонкая былинка, грустная лесная флейта. От букета исходил пряный аромат, ударяющий в голову теплой волной.

Вдруг открылось оконце,и пахнул холодок.От багряного солнцаС утра стаял ледок.Словно звонкая нотаНеба теплая синь,

И не верится что-тоВ полуночную стынь.И не верится что-тони в пургу, ни в мороз,словно зелени шепоти не падал с берез.

Будто ветры в дубравахБыли так зелены,Что в тех шелестных травахСпали мы до весны.И пойду я спросоньяМечтать в вечера,Веря только в сегодня,

Забывая вчера.

Он взял бумагу, карандаш. Под быстрыми штрихами возникла пухлая рука, обнимающая мягкими пальцами тонкие стебли цветов. Вот появились большие задумчивые глаза, округлое лицо, волнистые волосы, улыбчивые губы.

Похожа.

Он загляделся на портрет, залюбовался. Но зуд художника, требующий совершенства, заставил снова взяться за работу.

Он растер большим пальцем карандашные линии. Лицо затуманилось, затянулось серой дымкой. Поверх прежнего рисунка он принялся наносить новый. Глаза удлинил, овал лица сузил, носу придал более четкую форму, границы рта обозначил порезче, приподнял в уголках. Шею — несколько длинней, тоньше. Волосы — воздушней, еще легче! Пальцы — тоньше, изящней, длинней. Ногти — поуже, длинней, с блеском. Брови… так, немного сузим, дадим разлет. Ресницы пусть останутся прежними. Они безукоризненны.

Из-под руки иронично посмеивалась высокомерная красавица.

Нет, уже не она…