Питер молча поклонился и отступил на несколько шагов, а затем, хлопнув дверью, бросился вниз. Дождавшись, пока шаги капитана смолкли, де Фонтейн последовал за ним. Теперь в президентском дворце не осталось ни одного испанца, за исключением самого дона Эрнандо, восседающего на своём троне и надёжно охраняемом флибустьерами. Вскоре прибыл и Хуан Хосе, помещённый, с сохранением всех необходимых предосторожностей, в покои, соседствующие с отцовскими. Лишь Сильвер, казалось, погрузился в странную задумчивость. Отослав на башню лучшие яства, найденные им на кухне, он бродил по дворцу, размышляя о чём-то своём. Капитан молчал, и даже настойчивые расспросы де Фонтейна и вернувшегося во дворец Вольверстона не помогли разговорить его. Вскоре был доставлен выкуп за принца, и связанный Хуан Хосе под радостные женские крики и громкие всхлипывания был торжественно водворён в президентские покои. Через полчаса прибыли другие обозы, на которых были доставлены ценности, полученные в качестве выкупа от богатых горожан, а к вечеру вернулся и Крисперс, оказавшийся намного удачливее самого короля пиратов Генри Моргана. Как следовало из рассказа счастливчика, команде которого причиталась четверть всех захваченных сокровищ, ему со ста пятьюдесятью смельчаками удалось подкараулить караван и, захватив его, развернуть назад в сторону Панамы. Ещё через полчаса прибыл Стилл со своим отрядом, которым наконец-то удалось разыскать спрятанное в подвалах золото, украденное президентом де Лагуной у самого короля Филиппа. Сильвер по-прежнему был немногословен, и лишь отдавал краткие распоряжения. Отказался он и от предложения команды провести ночь во дворце. Предупредив, что всё вино отравлено испанцами, он приказал пиратам немедленно выступить в путь. Раздосадованные подобной жёсткостью, люди немного поворчали, но, вспомнив о том, какая доля причитается каждому из них, скрепя сердце выполнили приказ. Ценности были погружены в повозки, туда же водрузили и изрядно отощавших Солсбери. Большинство же флибустьеров, на долю которых не осталось ни коней, ни быков, отправились сопровождать караван пешим ходом. Спустя десять дней скитаний отряд вернулся в крепость в устье реки Чагре, к месту стоянки кораблей. Так закончилась панамская экспедиция Сильвера, которая не только сказочно обогатила «палату лордов», но и оказала огромное влияние на будущее самого капитана.
Глава 27. Соотечественники
Питт Уоллес уверенно прохаживался по квартердеку. Эскадра шла в бейдевинде. На палубе и вантах деловито суетились матросы. А ведь совсем недавно они, грязные, оборванные и голодные, вернулись из похода. И в том, что они сейчас сыты и одеты - это заслуга его, Питта. Именно его люди позаботились не только об очистке изрядно обросших днищ кораблей, но и о заготовке рыбы, фруктов и солонины. Зато теперь он может гордиться. Их ждёт достойное «палаты лордов» возвращение. Вот если бы... Если бы не настоящий лорд и его жеманница-дочь. Одно лишь воспоминание об этой парочке, и мысленный горизонт квартирмейстера тут же заволокли грозовые тучи. Это из-за них капитана будто подменили. Он стал задумчивым, сосредоточенным, и оживлялся лишь в обществе графа и его доченьки. Так что же произошло там, в Панаме? Питт не раз расспрашивал об этом товарищей, но их рассказы так и не пролили свет на странное поведение Сильвера. Напротив, многие истории внушили Питту ещё большую тревогу. Де Фонтейн... Ещё один высокородный красавчик. Они с Питером даже называли друг друга не иначе, как Стюарт и Валуа. В памяти всплыло лицо де Фонтейна. Это было в последний день перед отплытием. Грустный, растерянный, француз как будто не хотел возвращаться на свой корабль. Да и слова его, обращённые к Питеру... В них мелькала какая-то недосказанность. А теперь... Питт обернулся. «Королевская лилия» шла в кильватере «Арабеллы». На рее полоскался странный сигнал с надписью «Jamais», а на юте маячила одинокая фигура. Питт поднёс к глазу трубу. Это был де Фонтейн - расстроенный, потухший. Так не похожий на дерзкого, блестящего светского льва, каким он пытался казаться на Тортуге.
- Вот каналья! - выругался квартирмейстер. Неприязнь к французу, помимо воли, подступила к горлу.
Тем временем солнце близилось к зениту, а вахта Уоллеса - к концу. А вот и Крисперс - уверенной походкой движется по шкафуту. Готов занять свой пост.
- Что нахмурился, Питт? Жалеешь, что в Чагре время терял? Ничего, для тебя уж капитан не поскупиться. Да и мы все не против будем. Не будь тебя...
- А ты, Крис, везунчик! - в тон ему ответил Питт, но на душе почему-то было муторно. - Самого Моргана обскакал!
- Нет, а серьёзно, Питт? Я же вижу, что с тобой что-то не так.
Питт отвернулся.
- Опять Питер с этими... Солсбери. В походе от Валуа не отходил, а теперь эти... А мы, значит, для него никто, раз титула нет.
- Да ладно тебе ворчать, - рассмеялся Крисперс, но в глазах искрой промелькнуло сомнение. - Отдохни. Видать, на солнце перегрелся.