Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

– Хлебните, Александр Петрович. Сразу голове легче станет. Да и я вашу боль примну слегка.

С этими словами Данилыч начал тереть пальцами Сашины виски, провёл пальцами к затылку. То ли от этих действий, то ли от напитка боль не то чтобы ушла, но примялась, не мешая слушать и говорить.

«Все равно у меня с головой не в порядке. Или с глазами, – подумал Саша. – Тень от свечки по стенам пляшет, и потолок дрожит».

Он шёпотом поделился открытием с Данилычем, тот улыбнулся.

– Не, Лександр Петрович, с глазами у вас все в порядке. Это с бастионами не в порядке. Лупят по нам, как давно не лупили. Это здесь дрожит легонько, на бастионах наверху – дождь огненный. Я, Лександр Петрович, всякого навидался, такое впервые. Не, – будто споря сам с собой, – на пороховых пожарах был. Так там склад или завод быстро разлетится и все. Тут – каждый день. Кстати, Лександр Петрович, не знаете, когда штурм? Мы потому-то и пошли офицера хватать.

– Скоро, со дня на день, – ответил Саша.

– Эх, это мы и так видим. Нам бы день знать, ещё лучше – час. Чтобы не стояла пехота под огненным дождём.

– Извини, Данилыч, – сказал Саша, – меня держали не в штабе лорда Раглана, а в тюрьме. Кстати…

Нет, сознание к нему ещё полностью не вернулось. Иначе слово «тюрьма» не вытащило бы за собой несколько чувств. Одно из них оказалось страхом: случилось что-то плохое, а он пока не попытался это плохое исправить.

– Где мундир? – спросил он, чуть ли не вскакивая. От мысли, что мундир исчез и Джейн не сможет его вернуть, его пробрало таким ознобом, что боль в голове не просто примялась, а даже исчезла.

– Здесь он, Лександр Петрович, – сказал Данилыч. – Не прыгайте, потолок низкий. В полном порядке. Если вам не нужен, позвольте здесь оставить – завтра ночью мы в нем врага навестим.

– Его надо вернуть, – тихо сказал Саша. – Мне его…

Данилыч чуть не двинул себя кулаком по лбу – прочие бойцы с удивлением взглянули на него.

– Ох, дурья башка! А я-то решил, что вы офицеришку пристукнули да принарядились. Его вам Жанночка справила? – уже тихо и с улыбкой спросил он.

– Да. Меня чуть не расстреляли англичане, ей пришлось… – Саша, тоже шёпотом, добавил ужасное слово, так не подходящее Джейн: – Пришлось выкрасть мундир, чтобы меня спасти. Его надо вернуть.

– Да, Лександр Петрович, любят вас приключения, – сказал Данилыч. Повернулся, вынул из-под бурки мундир, аккуратно сложил, протянул Саше. На его лице не было ни капли досады; так честный мужик, найдя на дороге рукавицы или кнут, упавший с чужих саней, поначалу считает добычу своей, но, не споря, отдаёт хозяину, когда тот встречается на дороге. – А как возвратить, это мы придумаем, – добавил он. – Александр Петрович, оденьтесь-ка, хоть по-простому, да в чистое. Как оденетесь, я вас в госпиталь отведу. Катерина Михайловна обрадуется, да и успокоит меня, что с головой в порядке. Все равно уже рассвело, не будет нам пластунской работы до заката.

«Если это у них чистое, что же тогда считается грязным? – подумал Саша, натягивая штаны и рубаху. – Ладно, Джейн проплыла-проехала половину пути, одетой мальчишкой, почему бы мне не погулять одно утро, одетым гарнизонным рабочим?»

* * *

Саша не раз слышал, вернее читал, как приятно подняться из мрачного, сырого подземелья на поверхность, к солнцу и свежему воздуху.

В это утро все было наоборот: он вышел из пластунской норы и решил, что попал в преисподнюю.

Наверное, и вправду рассвело. Наверное, солнце уже встало и пыталось светить. Но сейчас его не было видно из-за клубов дыма и пыли. Во время обычного артиллерийского обстрела дым после разрывов разносится ветром, пыль оседает. В это утро бомбы союзников сыпались на севастопольские укрепления, обгоняя друг друга. Казалось, дым не успевал улететь, а вырванная земля – упасть на землю.

Полтора месяца, проведённые в тюрьме, треть из которых прошла в ожидании смертного приговора, да ещё недавний удар по голове, помогли Саше не ужасаться и не искать укрытий. А вести себя, как и все встречные бастионные рабочие, пехотинцы, моряки и офицеры: спокойно идти по своему делу, лишь изредка оглядываясь, и бросаться на землю, лишь когда кто-то кричал: «Наша!» – значит, бомба падает на нас.

Упасть пришлось единожды, да и то толкнул Данилыч. Уже лёжа сам, он извинился, объяснив, что пообвыкся и видит, когда бомбе и кланяться не надо, а когда падать ниц.

Лёжа, Саша все же вздрогнул до озноба. Он отчётливо видел, как в саженях ста от него мощным взрывом – верно, ещё и зарядный ящик прихватило, от бастиона оторвало, – подняло лёгкую пушку. Перевернуло в воздухе и сбросило в ров, будто сердитый ребёнок подкинул тележку-игрушку.