Дочь кучера. Мезальянс

– Вы! – говорит Кетрин с неким торжеством спустя время. – Вы прислали мне это, выразив свою надежду на то, что я пожелаю выслушать ваши извинения за все те страдания, что вы нанесли мне когда-то. Я желаю! Признаться, знай я о вас всё, узнай я это раньше, то ни за что! Ноги бы моей здесь не было!

Эверт трет переносицу. Это какой-то бред!

– Мне давно стоило сделать это, миледи, – говорит наконец Эверт. – Я сожалею, что не смог разглядеть вашей красоты, доброты и шарма.

Через некоторое время Эверт смотрит в сторону двери, жалея, что отпустил Лиру вот так просто. Он теперь не сомневается, что это ее рук дело. Тот час, который она пробыла взаперти его кабинета, Лира использовала с чувством, толком и расстановкой. У Эверта есть доказательства – полная гостиная тех дам и девушек, которых он обидел и выставил за порог особняка и королевских покоев. Они расположились в креслах, диванах и кушетках и все, как одна обмахиваются совершенно одинаковыми конвертами, в которых говорится о его самых пылких мечтах, совести и надеждах, то есть о мыслях какого-то совершенно другого Дельвига.

– Боги! – шепчет себе Эверт, оглядывая этот «цветник» со второго этажа перестроенной гостиной. – Дайте мне сил! А потом я убью ее!

Глава 39

– Северик, я буду дома в час дня.

Старый слуга кивает ей, отступая назад. Она все еще удивляется тому, что дворецкий перестал орать, как потерпевший, а

– Я буду рада, если ты присоединишься к нам, – продолжает говорить Лира, но тот качает головой. Еще ей кажется, что он вглядывается в ее лицо чуть пристальнее, чем раньше.

Лира еще сминает перчатки, размышляя, а не забыла ли чего еще. Сердце у нее колотится, как бешеное. Она едва успела сбежать из ненавистного ей кабинета: посыльные мальчишки еще никогда не подводили ее, доставляя все вовремя. Что насчет обиженных дам, то она даже не сомневалась, что они прибудут и постараются быть минута в минуту. Ей бы не хотелось объяснять этому павлину весь смысл содеянного, а он был.

– Лира! Лира! – к ним через весь двор несется донельзя счастливая Кики, сжимая в своих рук небольшую корзинку. – Забыла! Забыла! Нечего!..

Лесса Моник оправляет свой старый фартук, а Лира в очередной раз дает себе установку сшить ей новых еще штук двадцать, чтобы она уже наконец начала носить их, а не берегла для непонятно какого повода.

– Нечего по трактирам ходить! – договаривает она наконец. – Отравят!

Лира целует ее в мягкую щеку, поворачиваясь к Мерту, который уже распахнул ворота и сидит на козлах коляски. На нее оглядываются лошади, кося темными глазами и бренча веселыми бубенцами.

– Мальчишкам хватит?

Кики машет руками, все еще страдая отдышкой от быстрого бега.

– Всем хватит! Обнимайте его от меня.

Если бы не отсутствие Эверта, то зима превратилась бы в самый настоящий праздник. Большая ель в заранее перестроенной гостиной, золотистые украшения на ней, запах хвои и бубенцы в упряжке лошадей. Таких нет ни у кого. Лира иной раз чувствует себя боярыней, мчась в мастерскую по утру. Конечно, нашлись те, кто стал жаловаться, но даже они не смогли испортить ощущение праздника. Подарок, пусть и запоздалый, как выяснилось они тоже получили – Дельвиг вернулся.

– Вам совсем не жалко меня?

Предмет ее раздумий, граф Дельвиг вынырнул из своей черной дыры прямо перед каретой, чем изрядно напугал Лиру, Кики и Северика. Кауч тоже чуть было не свалился со своего возвышения.

– А вам?

– Вас?

Граф Дельвиг выглядит крайне раздосадованным и чуточку раздраженным. Ей показалось, что она увидела смешинки в его светлых глазах, но не стала пялиться и отвернулась, ставя корзину на пол кареты.

– Зачем же меня? – Лира оборачивается к нему, отправляя свою темно-вишневую юбку.

Первая цветная вещь, которую она надела за все эти месяцы, и она не сказано радует ее. Черный цвет надоел каким бы любимым он ни был.

– Я вам – никто, милорд, – отвечает она, оглядываясь и показывая на тех, кто провожает ее, – а вот они любят вас и беспокоятся, пока вы гуляете и прохлаждаетесь черт знает где!

– Прохлаждаюсь?

Чернокнижник удивился и переспросил у нее с таким видом словно она редкостная дура, но Лире не стало легче.

– Именно. Будь что серьезное вы бы уже рассказали об этом, а так, на вас ни царапины и ничто не говорит о пережитых несчастьях. Хотя, бы может вы еще поведаете обо всем тому, кто действительно очень дорог вам.

Он подал ей руку, но вместо того, чтобы помочь ей подняться, сжал ее пальцы.

– Вы неправы.

Однако! Но Лира не собиралась верить ему. Он – лгун, каких еще поискать!

– В чем конкретно: в том, что безразлична вам или то, что обвиняю вас в загуле?

– И в том, и в другом.

Лира покусала себя за нижнюю губку.

– Возвращайтесь к вашим знакомым. Быть может на двадцатый раз вы услышите себя, поймете меня и уразумеете то, как я вижу вас.

Чернокнижник все же помог ей взобраться в коляску, позволив посмотреть на себя сверху-вниз, напомнив тот первый и последний бал на котором они появились вместе. Она тогда также смотрела на него.

– Как?