— Дрянь, — грубо проговорил, схватив ее за подбородок. — Тебе место не в тюрьме, сучка, а в аду. — Пренебрежительно отпускает, и теперь ищет меня обеспокоенным взглядом. — Вика… — простонал он, когда нашел, да в каком состоянии. Рванул ко мне, игнорируя Вячеслава, который согнулся пополам. Охранник заломил ему руки за голову и приставил пистолет к голове. Стоит дернуться — это будет его концом. Мужчина весь в крови, но и лицо ничем не различалось по цвету. От злости побагровел, что снова остался ни с чем. Сволочь.
Я заплакала, когда, наконец, осознала, что Дубровский здесь и сумел остановить безумцев. Мой любимый аккуратно осмотрел рану, цыкая.
— Блядь, — ругается матом, периодически посматривая на меня своим испуганным взглядом черных глаз. Сам сжимает мое бедро, прилагая больше сил, чем я сама себе помогала. — Вызывайте скорую и полицию. Дело дрянь. Как ты себя чувствуешь? — с волнением спрашивает, а голос дрожит. Если честно, то голова у меня была уже мутной, и едва понимала, что происходит. И все-таки я улыбнулась, говоря, что все хорошо. Потерплю. Дубровский не верит мне, затем так быстро отрывает от своей рубашки кусок ткани и перевязывает мне ногу, останавливая кровотечение. Затем берет на руки и выносит из дома.
У входа стояли Александр и Вера. Подруга вся в слезах, а увидев меня, разрыдалась еще сильнее.
— Вика, дорогая, — она подбежала ко мне, хватаясь за руку, — прости меня, пожалуйста, — за что-то просит прощения, и я не понимаю её. Только потом доходит, что Вера первой встретила Миру и пустила в дом, но ведь она не знала коварных планов этой сучки.
— Всё хорошо, — сжимаю ее похолодевшую ладонь на ходу, пока Костя несёт меня к машине. Осторожно усаживает в кресло. Вера никак не успокоится, переживая за меня. Сама бледная, хоть и здоровая. — Правда, Вер, всё в порядке, — киваю ей, улыбнувшись. — Я наберу тебе, чуть позже, — помахала обессиленной рукой, прощаясь с подругой и Сашей. Как раз подоспели полицейские.
— Как ты? — Дубровский осторожно прикасается к моей щеке, затем наклоняется и быстро целует в губы.
— Плохо, — признаюсь, затем Костя резко стартует с места и мчит в первую ближайшую больницу. — Тошнит и немного голова кружится.
— Чёрт, — зарычал, — прости, родная, не успел вовремя, — по голосу слышу, что винит себя, но ведь он мог и не знать. Затуманенным разумом понимаю, что он все же как-то догадался, где я. И на невысказанный мой вопрос, Костя сам добавляет: — Александр позвонил. Если бы не он, я не знаю, что бы было, Вика, — голос Дубровского дрогнул, обрываясь на последнем слове. Он снова посмотрел на меня, и я улыбнулась ему в ответ.
— Спасибо Саше, — ласково проговариваю, зевая.
— Вика, — мой мужчина теребит меня по плечу, продолжая следить за дорогой, — детка, смотри на меня, ладно? — Костя совсем разволновался, хлопая мне по ноге.
— Постараюсь, — едва шевелю губами, уплывая все-таки в бессознательное состояние. Последнее, что слышала, это ругательства Дубровского, и как он звал меня, умоляя не засыпать.
— Вика, любимая…
И я тебя люблю, Костя. Очень. Сильно. Хотела сказать, но уже не смогла, полностью отключаясь.
В нос ударяет запах больницы, и хмурясь, я открываю глаза. Солнечный свет заполнил всю комнату — нет-нет, палату. Стены выкрашены в идеально белый цвет, создавая немного неуютные ощущения. Я старалась всегда избегать белого, он меня пугал. Так и тут — я запаниковала, соскочив с кровати. Голова закружилась от резкого подъёма. Боже. Крепко схватилась за края кровати, чтобы не рухнуть на пол. Ноги свисали, только теперь почувствовала жалящую боль, стоило заметить повязку на бедре. От силы напряжения она немного пропиталась кровью. Надеюсь, сама себе не навредила. А потом увидела в дальнем углу диванчик, и на нем спал Дубровский, свернувшись в неестественной позе. Мой любимый совсем стал бледным, под глазами залегли темные круги от недосыпа и переживаний, на щеках проступила щетина, волосы взлохмачены.
— Костя, — зову его, но мой любимый так крепко заснул, что не слышит. Я посмотрела на свою правую руку, в которой была воткнута игла и закреплена пластырями. Головокружение вроде уже прошло, но я не рискую вставать, снова прилегла. И только сейчас заметила, что Дубровский подскочил, обалдевший.
— Вика? Вика, чёрт возьми, — подбегает ко мне, хватая за руку, — как ты? О, боже мой, я чуть не умер, пока ты была без сознания, любимая, — встает у кровати прямо на коленки и прижимается к моей груди.
— Всё хорошо, правда, — глажу его по голове, совсем расчувствовавшись. — Сколько я уже тут валяюсь? — немного хрипло вышло, но все же интересуюсь.
— Уже четвертые сутки пошли, — отвечает, затем встает. Крепко держит за руку, целует в тыльную сторону. — Больше не делай так, не поступай со мной подобным образом, — журит, но в словах столько боли. Я чувствую, как Косте нелегко их произносить.