Дочь моей жены

— Хорошо, — соглашаюсь с ней, и мама не понимает почему я так легко принимаю ее правду. Она хмурится, и вроде потянулась ко мне, чтобы обнять и взять свои слова обратно. Но я отступаю на шаг назад, и ее ладонь виснет в воздухе. — С сегодняшнего дня Дубровский владеет моей долей, его компания не может принадлежать тебе, он продал ее Вольному, — тихо разъясняю ситуацию, расставляя все по своим местам. — Вы в разводе, Евгения Сергеевна, — стараюсь проглотить обиду, но пристально смотрю в глаза матери. У меня не поворачивается язык назвать её мамой. Больше никогда не прозвучит это слово в ее адрес, потому что женщина сама отреклась от меня. И самое удивительное, я почувствовала, будто освободилась, черт возьми. Даже спину выпрямила и гордо продолжила: — Владленов оформит документы, и произведет наследство в исполнение. И, — я посмотрела на Миру, обращаясь к девушке: — ты можешь подать в суд на неё, и я, уверена, выиграешь.

— Вика, ты охренела? — завопила срывающимся голосом Евгения Сергеевна, когда я вопросительно уставилась на нее. — Она — никто! Как ты смеешь впутывать в семейные разборки постороннего?

— Посторонний человек тут только ты, — сказала, как отрезала, научившись такому тону от любимого, и Костя захлопал в ладоши, подбадривая и одобрив мое решение. Я едва улыбнулась, совершенно устав от выяснения отношений. Все проблемы, которые свалились мне на голову, были только из-за мести матери моему отцу.

— Я! Только я могу решать, кто чем смеет распоряжаться! — от безысходности мама прокричала мне в след, когда я двинулась на выход.

— Уже — нет, — объявил Владленов, поставив свою заверительную печать на бумагах, которые они с Эдуардом тем временем оформляли у нас за спинами. Мама замотала головой, а когда два охранника направились к ней, женщина растерялась и ринулась вперед, пытаясь убежать от них, но тщетно. Она повисла на их руках, бранясь и чертыхаясь. Костя остановил мужчин, и мама подумала, что ее выпустят, но не тут-то было. А потом прозвучала самая ужасная правда, о которой никто не знал, кроме них двоих.



— Я посажу тебя, как только ты отсюда выйдешь, Евгения, — Дубровский указал охранникам на выход, а мама замотала головой.

— Он сам виноват! — кричит, надрывая свою глотку. Мирослава открыла дверь, у которой столпились папарацци и несколько мужчин в полицейской форме. Каждый журналист стоял с вытянутой рукой, держа в ней диктофон. Они затихли, но щелчки фотоаппаратов нарушали своим звуком её. Мама, кажется, ничего не замечала, продолжала орать и выкрикивать в свое оправдание: — Игорь знал, что я так просто не оставлю! Я подсыпала ему сильнодействующее снотворное! Я! — прорвало женщину, и она зашлась в слезах, выпаливая все до каждой буквы, что сотворила с моим отцом. Пораженная, я прильнула к стене и съехала по ней на пол, зарываясь руками в волосы. Она убила отца ради своей выгоды. Дубровский поспешил ко мне и присел рядом, беря в объятия.

— Вика, — приподнимает за подбородок, беспокоясь обо мне, — мне жаль, правда.

— Ты знал, — одними губами шевелю, смотря на него остекленевшими глазами. Он кивнул, но поспешил добавить.

— Совсем недавно, как только сумел добраться до Владленова и поговорить с ним по душам, — ласково улыбается, смахивая с моих щек слезы. Я так устала, что была готова прям здесь развалиться на полу и забыться крепким сном.

— Я хочу домой, — уставилась в одну точку. В окно, за которым ярко светит солнце, и мне так сильно захотелось на свежий воздух. Костя подхватывает меня на руки, а я обвиваю его крепко за шею, утыкаясь носом в нее. Закрыв глаза, втягиваю аромат духов, которые успокаивают меня и умиротворяют. Я вымотана не только физически, но и морально, словно по мне проехался таран.

— Виктория Игоревна, ваша подпись нужна, — снисходительно потребовал Валентин Иванович, указывая на два документа. Костя зарычал, но я успела его оборвать.

— Хорошо, — ослабив хватку, Дубровский отпускает меня, и на ватных ногах я бреду к круглому столу. Оставляю свою размашистую подпись — в точности, как у отца, замечая эту схожесть, я разрыдалась, сев на стул. Вся правда обрушилась на голову, и теперь мне стало плохо. Голова кружится, хочется дико пить. Костя успокаивает меня, а затем снова берет на руки и через черных ход покидает здание. Я цеплялась за нить мысли, что Мира осталась одна, но рухнув на плечо любимого, отрубилась. Провалилась в небытие, в котором почувствовала себя, наконец, расслабленной и умиротворенной…



Глава 37