Дочь Революции (СИ)

Внезапно в темноте коридора вспыхнула пара огней. Издевательски сработала память: на мгновение Кемрому показалось, что перед ним Оскар Неупокоенный. Заминка оказалась фатальной: плечо пробил болт. Металлический наконечник насквозь пронзил плоть и застрял. Мужчина с тихим хрипом дотронулся до поразившего его снаряда.

— Прости, что не удостоил тебя тёплого приёма раньше, — пророкотал голос в полутьме, и навстречу вышел сплющенный клюв. Наваждение вмиг рассеялось, — Аверс.

— Когда ты говорил, что нашёл себе женщину, я предполагал, что ты идёшь рядом с ней, а не под, — съязвил тот в ответ. — С каких пор демиборцы вступают в секты, Файдалом?

Файдалом не торопился повторно стрелять. Вместо этого он выжидающе отвёл арбалет в сторону.

За масками отречённых отсутствовали лица. Немёртвые могли управлять своей формой, контролировать собственную материальность, но такая роскошь, как обычное человеческое лицо, им была недоступна. Даже самое уродливое — с врождёнными пороками или приобретёнными — вызывало у них зависть.

Кемром помнил каждого, кто умер в Стагете, но лучше — тех, кто волей Царевны вернулся к жизни. Файдалом был там. Однако не возникало сомнений, что, как и Рагнару, только имя роднило демиборца с событиями почти вековой давности.

— Прежде Парада я поклялся в верности Вендиге, каэльтине Дунарийской, — отчеканил в ответ отречённый, — Аверс.

— И в итоге предал всех… Сомнительное достижение, — с мрачным весельем заметил тот. — Ха-х, какой капитан, такой и взвод. Что, неужели моя deemoire опять решила не пачкать свои руки и поручила кому-то другому разобраться со своими проблемами?

Эта фраза стала спусковым крючком. Отречённый выстрелил. Болт по касательной задел Кемрома. Тогда он резко выбил арбалет из рук немёртвого и ударил его. Тот едва удержался на ногах.

Капитан достал из-за пояса кинжал с искривлённым лезвием. Острие его мелькнуло в миллиметрах от клюва. Файдалом увернулся. Выпрямился. Нанёс удар прямо в солнечное сплетение. У Кемрома перехватило дыхание. Едва он отшатнулся, как отречённый, схватив его за волосы, ударил голову противника об окно. Стекло разбилось. Осколки впились в искажённое гневом лицо.

Не успел Кемром опомниться, как отречённый схватил его за горло и, притянув, свернул шею. Всё произошло настолько быстро, что Файдалом поначалу проигнорировал отзвучавший хруст. Немёртвый ещё несколько раз ударил капитана лбом о стену. Только после отпустил.

Убедившись в его смерти, отречённый отвернулся. Едва он сделал несколько шагов, как позади послышался шорох. Хриплые вздохи. Немёртвый, замедлившись, обернулся. Увидел, что Кемром вновь двигался. Руки его вслепую тянулись к стене. Не дожидаясь продолжения, Файдалом вновь в него выстрелил и полушёпотом сказал:

— Отдохни, — и, когда капитан, вздрогнув, снова упал, добавил: — Твоё тело приносит слишком много проблем… Не беспокойся, я кого-нибудь за тобой пришлю.

Пока болт торчал из бока, чёрная густая кровь заливала пол.

***

Мёртвым быть проще. Так, во всяком случае, подумал Кемром, когда разлепил веки. Тогда ночная жизнь в ВАД подходила к своему логическому завершению: тишина омывала опустевшие коридоры, а все запахи — будь то литфий, кровь или алкоголь — уже смыли хлоркой ли, отбеливателем. Чистота неприятно скрипела в носовых пазухах.

Кемром, поморщившись, надсадно закашлял. Заболели лёгкие. Приподнявшись, он оглянулся. Шея хрустнула — голову потянуло набок. Капитан сел. Осторожно вправил позвонки. Получилось не с первой попытки, но вскоре голову он смог держать прямо. После этого Кемром вытянул впившиеся в лицо осколки, поразившие плоть болты — части наконечников ломались, и оставшиеся в ранах фрагментах царапали кости.

Всё это капитан проделывал со свойственной ему отрешённостью. Так, будто боли не существовало для него.

Отражение в осколках стекла наглядно демонстрировало тщетность проведённых операций. Всё восстановление рассосалось вместе с хирургическими нитями и повреждениями, а кожа истончилась настолько, что иной раз можно было увидеть проползающих под ней гельминтов.

Тело ему больше не принадлежит.

Эта мысль назойливой мухой жужжала прямо над ухом. Стучала кровью в висках и пульсировала болью в ранах, что находились лишь на полпути к заживлению.

Ещё несколько минут ушло на адаптацию к жизни. Сердце, старое и изношенное, то и дело ускоряло ритм при новой агонии. Гул его оглушал. По этой причине Кемром не заметил, как к нему подобрался оплавленный падальщик.

Прототип спустился со стены и, встав на задние конечности, стал для капитана опорой. Тот нехотя принял помощь, и падальщик вывел хозяина из ВАД. Машина верно сопровождала карпейца на улицах просыпающегося города. Голова мужчины продолжала раскалываться — он не соображал, куда его ведут, а меж тем за площадью начался Чековский проезд с дорогами, тянущимися артериями в самое сердце Новограда.