Дочь царского крестника

Недосбежавшие зеки загрустили. Желудок от голода ноет, осеннее солнышко не греет, и самое печальное – они в ловушке. Если начнут настоящий поиск, поймать беглецов не составит труда. Хотя перегон длинный, в каком месте беглецы спрыгнули, никто не знает. На берегу, конечно, наследили, делая плот… Остаётся надеяться, никто следы побега не увидел…

– Унывать – бесу волю давать, – сказал Николай, – а воля нам самим нужна!

Думай не думай, гадай не гадай: другого варианта не было: пока с голодухи не обессилели или того хуже – пограничники не нагрянули на остров, надо плыть. Днём плыть безумие, дождались ночи, вечеру тучи заволокли небо, ночь опустилась самая воровская – тёмная, безлунная. Выждали какое-то время и вошли в холодную воду. Энтузиазм был не тот, что на старте из вагона.

Плавал Николай хорошо, как-никак на реке Урал рос, пусть он не такой могучий, как Амур, да всё одно серьёзный. В парнях Николай на спор легко переплывал Сунгари туда и обратно в районе Харбина. Думая на острове о предстоящем заплыве, опасался одного – как бы судорогой не скрутило ногу в холодной воде. Беда пришла с другой стороны. В один момент стали катастрофически покидать силы. Уже преодолел большую часть реки, впереди угадывался берег, и руки смерть как отяжелели. И он взмолился своему Небесному покровителю Николаю Угоднику.

Лет пять назад в Пограничной священник, батюшка Серафим, восхищаясь резной шкатулкой, которую смастерил Николай, попросил киот для храма сделать. Мастер отказался, сославшись на дефицит времени. В поединке с Амуром, взывая к своему святому, дал ему обещание сделать большой киот, если выплывет. Закажет храмовую икону Николая Угодника, а киот под неё сделает сам. В конце даже не молился, тупо твердил: «Никола, помоги – сделаю, помоги – сделаю…»

Сколько помнила себя Мария Николаевна в детстве, отец редко ходил в церковь. Был из тех, кто убеждён: вера в Бога – это не на людях молиться, а дела добрые совершать. Тогда как престольные праздники соблюдал по всей строгости. Считал: если в праздник выполняешь работу – в будни клеиться не будет. Помолись, отдохни, после праздника вдвое больше сделаешь и лучше.

Клятву Святителю Николаю, данную в водах Амура, Николай сдержал. В 1954 году бабушка в Свято-Никольском соборе Харбина подвела Марию Николаевну, тогда Машеньку, к киоту, что отец смастерил. Мастер сидел в советских лагерях, а у творения его рук по-прежнему молились прихожане. Икона была среднего размера, а киот большой, метра два с половиной высотой. Две полуколонны, исписанные резьбой, украшали верхнюю часть. Резьба шла вокруг иконы, была на постаменте…

В 2007 году Мария Николаевна побывала в городе детства Харбине. Когда-то исключительно русский город стал исключительно китайским. На месте собора, в котором стоял сделанный отцом киот, была разбита огромная клумба… Собор уничтожили за пятьдесят лет до этого хунвейбины Культурной китайской революции.

Беглецы из последних сил доплыли до берега, шатаясь от бессилия, прошли чистое прибрежное пространство, залезли в какие-то заросли, в изнеможении упали пластом землю.

С рассветом обнаружили, находятся среди дикого винограда. Жадно набросились на кислые ягоды, вторые сутки крошки во рту не было. Набивали его средних размеров ягодами, давясь, глотали…

Наелись до оскомины… Потом огляделись и обнаружили вдали поднимающиеся к небу дымки. Китайская деревушка с фанзами. Соблюдая все предосторожности, подкрались ближе. Стали наблюдать и увидели русских женщин. В приграничных деревнях по китайскому берегу Амура немало жило смешанных семей: хозяйка русская, а хозяин – местный, китаец. Русские невесты, замечено, отличаются толерантностью с давних пор. Со всеми нациями даже с неграми считают возможным сочетаться браком. Русские мужчины в Китае воротили нос от местных красавиц, не выбирали их спутницами жизни. Подружить какое-то время с представительницей жёлтой расы не возбраняли себе, но в жёны лучше русской женщины не сыскать.

В деревушке, к которой выплыли Николай с Михаилом, русские хозяйки едва не в каждой второй фанзе заправляли. Мужская часть населения с утра пораньше куда-то подевалась. У деревенских китайцах заведено, мужики внедомашнюю работу работают. Скорее всего, на тот момент они на огородах, что за деревней, находились. Наши беглецы увидели двух русских женщин, пошептались-посовещались между собой, и решили выйти к ним, попросить поесть, может, что-то из одежды дадут. Были бы китаянки, не вышли, а тут русские – должны помочь.

Одна из женщин пригласила соотечественников в фанзу, накормила чечевицей. Тем временем вторая оперативно сбегала за жандармом. Проявила бдительность. Не взыграло в ней христианская заповедь о помощи ближнему. Возможно, премию за доносительство давали. Как бы там ни было, и двух суток не пробыли беглецы на свободе. Снова стали шпионами. На этот раз – советскими, которые де пересекли границу с целью нанесения вреда японским властям Маньчжурии.