Дочь тумана и костей

Постепенно ее настроение начало улучшаться. Сложно было хандрить в таких местах как это. Некоторые дерби (так здесь называли улочки, зачастую выполнявшие функцию торговых рядов), казалось, были задрапированы коврами, другие — в свежевыкрашенный шелк, с яркими вкраплениями красного и кобальтовой сини, задевавший головы прохожих. Языки наводняли воздух как щебет экзотических птиц: арабский, французский, наречия многочисленных племен. Женщины криками загоняли детей домой в постель, а старики, касаясь тюрбанами, стояли у дверей и курили. Льющийся трелями смех, запах корицы, рев ослов и цвета. Пестрое море цвета повсюду.

Кару шла по направлению к Джима-эль-Фна — площади, которая была нервным центром города, бурлящая ярмарка представителей человечества: заклинатели змей и танцоры, ребятня с пыльными босыми ногами, карманники и неудачливые туристы, обкраденные ими, торговцы в продуктовых палатках, чей ассортимент начинался апельсиновым соком и заканчивался жаренными овечьими головами. Выполняя другие поручения, Кару всегда поскорее спешила обратно к порталу, но в Марракеше она наоборот любила задержаться и погулять по улочкам, выпить мятного чая, сделать зарисовки, прошвырнутся по маленьким магазинчикам и купить заостренные шлепанцы или серебряные браслеты.

Хотя сегодня она не будет задерживаться. Бримстоун явно хотел заполучить эти зубы поскорее. Кару подумала об опустевших баночках, и ее начало терзать отчаянное любопытство. Что же все-таки происходит? Что? Она пыталась отвлечься от этих мыслей. Ей необходимо было найти расхитителя могил, а он был очень осторожным и умел шифроваться как никто другой.

"Любопытство до добра не доводит" — это было одно из главных правил Бримстоуна, и Айзиль ему не подчинялся. Кару понимала, почему, и ей было жаль его. Она сама порой сгорала от любопытства, унять которое стоило огромных усилий. И самое плохое было то, что чем больше Бримстоун игнорировал ее вопросы, тем больше ей не терпелось узнать ответ на них. А вопросов у нее было очень много.

Во-первых, конечно, зубы: на кой черт они вообще нужны?

Во-вторых — что насчет второй двери в магазине, куда она ведет?

Кем являлись химеры, откуда они взялись и есть ли еще другие их представители? А как насчет ее самой — кем были ее родители, и как она оказалось под опекой Бримстоуна? Может, подобно персонажу сказки, она была первенцем в семье, которого, согласно уговору, отдали как уплату за когда-то оказанную услугу? Или ее мать была задушенной змеей-ошейником торговкой, оставившей после себя плачущего ребенка на полу магазина? Кару обдумывала сотни вариантов, но собственное происхождение оставалось для нее тайной.

Существовала ли другая жизнь, предназначенная для нее? Порой Кару ощущала твердую уверенность, что эта призрачная жизнь есть, где-то совсем рядом. Это чувство могло посетить ее в моменты рисования или прогулки, а однажды во время медленного танца с Казом ей показалось, что она должна делать что-то другое своими руками, ногами, всем телом. Что-то другое. Другое.

Вот только что?

Кару добралась до площади и стала пробираться сквозь хаос, двигаясь в такт мистической музыке Гнавов и ловко уворачиваясь от мотоциклов и акробатов. От жарящегося на гриле мяса поднимались густые, как при пожаре, клубы дыма; какой-то подросток шепотом предложил ей гашиш; переодетые продавцы воды выкрикивала: "Кому фото? Мгновенное фото!".

Еще издали она заметила сгорбленную фигуру Айзиля среди художников, делающих на теле рисунки хной, и уличных дантистов.

Видеться с ним с интервалом в один месяц было все равно что наблюдать за временными скачками, совершаемыми в обратном направлении. В детские годы Кару он был доктором и ученым — прямым и благородным человеком с мягкими карими глазами и шелковистыми усами, которые он постоянно приглаживал, как птица оперение. Тогда еще он приходил в магазин и сам решал дела за столом Бримстоуна, и каждое его появление было похоже на дружеский визит. Он флиртовал с Иссой, приносил ей маленькие подарки — змей, смастеренных из стручков семян, сережки с капельками нефрита, миндаль. Кару он приносил кукол и крохотный чайный сервиз из серебра для них. И никогда не забывал и о Бримстоуне, незаметно оставляя у него на столе шоколад или баночки с медом.

Но все это происходило до того, как он сделал ужасный выбор. Выбор, который его искорежил, сломал и довел до безумия. В магазин его больше не пускали, поэтому Кару приходилось самой приходить на встречи с ним.

Сейчас при виде Айзиля Кару каждый раз охватывало огромное чувство жалости. Он был согнут почти пополам, и лишь кривая палка из дерева оливы, на которую он опирался, помогала ему не упасть лицом в землю. Его глаза были заплывшими от синяков, вставные зубы были слишком большими для ссохшегося лица. Усы, когда-то бывшие его гордостью, были слишком длинными и неряшливо свисали. Любой, увидевший его, испытал бы сострадание, а для Кару, которая помнила его прежним, вынести это было настоящей трагедией.

Его лицо просияло, когда он увидел Кару.