Дочери дракона

Мы пропускаем вперед остальных пассажиров, потом тоже выходим. От солнца я щурюсь. Южнокорейский солдат провожает нас до двери, следя, чтобы мы не задерживались, а я замечаю северокорейского солдата на другом конце казарм. Он буравит меня полным ненависти взглядом.

Мы входим в длинную неказистую комнату, обставленную металлическими стульями и столами. Во всех стенах окна, на дальнем конце дверь. Я помогаю миссис Хон сесть и сама сажусь рядом с ней. Пока мы ждем, северокорейский солдат, которого я видела снаружи, таращится на нас в окно. Я отворачиваюсь, чтобы снова не встретиться с ним взглядом.

В дверь на дальнем конце по очереди входят люди, и южнокорейцы встречают своих близких с Севера. Все кланяются, обнимаются, немножко плачут и садятся вместе, чтобы рассказать друг другу о том, как жили все это время.

Мы с миссис Хон ждем пять минут, десять. Я вне себя от тревоги. Наверное, произошла какая-то ошибка. Я смотрю на миссис Хон. Она сложила руки на коленях и смотрит на дверь в дальнем конце комнаты. Голова у нее больше не трясется.

Мы ждем еще пять минут. Я уже собираюсь спросить мистера Рю, где же Су Хи, когда дверь в дальнем конце комнаты открывается. В проем льется солнечный свет, и входит пожилая женщина. Она сгорблена и опирается на трость. На ней дешевые серые брюки, белая блузка и синий свитер. Лицо ее покрыто глубокими морщинами, а левый глаз побелел от катаракты. Здоровым глазом она осматривает комнату.

Миссис Хон медленно встает и выходит в центр комнаты. В ханбоке ее движения полны достоинства и изящества. Су Хи видит ее и идет к ней. Несколько секунд они стоят на некотором расстоянии друг от друга. Потом Су Хи поднимает руку, а миссис Хон нежно касается ее ладонью. Они переплетают пальцы, образуя единый кулак, потом делают то же самое другими руками. Комната затихает, а сестры подходят друг к другу поближе, не отводя друг от друга глаз. Они молча обходят друг друга, словно в медленном танце, и одобрительно кивают.

* * *

Я представляю, как Чжэ Хи и Су Хи сидят возле своего дома в холмах возле Синыйчжу и играют в ют[16]

. Мать с улыбкой смотрит на них из окна кухни. Отец стоит, прислонившись к передней двери и скрестив руки на груди, и любуется своими девочками. По глазам видно, как он ими гордится.

Чжэ Хи подбрасывает в воздух палочки для юта, и все четыре падают плоской стороной вниз. Она выбросила мо, самое большое возможное количество очков, и победила. Она в восторге, а Су Хи делает вид, что расстроена проигрышем.

Чжэ Хи придвигается поближе к сестре, и Су Хи ее приобнимает.

— Тебе всегда везет в ют, сестричка, — говорит Су Хи. — Тебе во всем везет. Наверное, когда-нибудь ты будешь императрицей.

Так они и сидят рядом под деревом хурмы и смотрят, как заходящее солнце наливается красным.

Послесловие

СПАСТИ ДУШУ НАЦИИ

Если мы не будем учиться у истории, мы обречены ее повторять.

Джордж Сантаяна

Каждую среду в полдень группа пожилых женщин марширует к японскому посольству в Сеуле, столице Южной Кореи, требуя извинений от правительства Японии. Они маршируют и в проливной дождь, и в сильный мороз, и когда воздух настолько удушающе влажный, какой бывает только в Сеуле. Вот уже больше двадцати трех лет они не пропустили ни одной среды. Они последние из армии женщин для утешения — секс-рабынь, которых мучили и насиловали японские военные во время Второй мировой войны. Им всем сейчас больше восьмидесяти, многим за девяносто. Корейцы называют их «бабушки» — такое обращение подразумевает почет и уважение.

С каждым разом их становится все меньше.

Примерное количество женщин, загнанных японцами в сексуальное рабство, зависит от того, кто ведет подсчеты. Некоторые японские националисты уверяют, что их было меньше двадцати тысяч и что все они были проститутками или пошли на эту работу добровольно. Однако имеющиеся факты заставляют предположить, что таких женщин было намного больше. Сегодня большинство историков согласны, что более двухсот тысяч женщин по всей Азии, в основном кореянок и китаянок, превратили в секс-рабынь в японских военных борделях. Двести тысяч женщин, которые обслуживали армию из семи с лишним миллионов человек: одна женщина на каждые тридцать пять солдат. Среди них были филиппинки, китаянки, даже голландки, но большинство составляли кореянки. Некоторым исполнилось всего тринадцать.

Женщины маршируют, и на лицах у них даже семьдесят лет спустя видны боль и унижение. Японцы насиловали этих женщин, этих бабушек, до сорока раз в день. Их регулярно избивали и мучили. Они страдали от венерических заболеваний, а когда девушки беременели, японцы заставляли их делать кустарные аборты. Многих казнили. Многие покончили с собой.