Дочери дракона

— Тихо! — рявкнул рядовой Исида, подходя к лежавшей возле столба Чжин Сук. — Не разговаривать! Если лейтенант Танака вас услышит, заработаете порку!

Я опустила голову.

— Сейко! Маори! — крикнул рядовой. — Зовите остальных и идите помогать с новыми девушками!

Из-за бараков снова вышли японки. Все, кроме тех двоих, которых рядовой позвал ему помочь, снова расположились на ступенях и начали обмахиваться веерами, будто ничего не случилось. Они словно не видели, что у столба лежит без сознания обнаженная Чжин Сук. Мне трудно было поверить, что такая ужасная вещь казалась им обычной.

Лежавшая на земле Сон Хи застонала и схватила Су Хи за ногу. Су Хи помогла ей встать. Когда Сон Хи увидела Чжин Сук, которая так и лежала без сознания возле столба, она начала неудержимо рыдать.

— Перестань! — шепотом скомандовала ей Су Хи. — Не плачь!

Девушка судорожно вздохнула и взяла себя в руки.

Рядовой Исида приказал Маори принести воды для Чжин Сук.

— Ей надо в медпункт, — сказал он. Опустившись на колени рядом с потерявшей сознание девушкой, он отвязал ее от столба, а потом велел гейшам показать нам, где наши комнаты и где мыться. — Вечером придут офицеры, так что новым девушкам понадобятся юкаты, — добавил он.

Японка в темно-синей юкате схватила меня за руку.

— Я Сейко, — сказала она. — Иди за мной.

Она была как минимум лет на семь старше Су Хи, с волосами до плеч, длинными ресницами и маленьким носиком. А еще у нее было накрашено лицо — до сих пор я видела накрашенными только актеров на новогоднем празднике. На ногах у Сейко были японские сандалии дзори

. Шла она мелкими аккуратными шажками. Она подвела меня к узкой двери в конце одного из бараков.

— Теперь слушай, — сказала она. — Вот тут ты будешь работать. С часу до пяти приходят солдаты, им полагается по десять минут каждому. С пяти до семи — время унтер-офицеров; на них по полчаса. В восемь ты идешь к одному из старших офицеров и остаешься столько, сколько он захочет. Сегодня вам повезло, будут только старшие офицеры. Завтра с маневров возвращаются войска, придется отработать целый день.

Я молча слушала, и Сейко продолжила:

— Мыться будешь в уборной рядом с медпунктом. Возьми юкату в соседней комнате. Будешь носить ее на работе. Еду мы готовим в кухне возле барака гейш. Завтра тебе назначат дежурство по уборке, готовке и стирке. И вот еще что, — добавила она, тыча мне в грудь пальцем, — всегда помни, что ты кореянка. Слушайся нас, не то заработаешь порку, как эта твоя подружка. А теперь оставь вещи в комнате и иди за мной в уборную.

Я зашла в комнату. Она была темная и маленькая, и воняло там, как в туалете. Сквозь щели в досках пола и стен проникали полоски солнечного света. Дверь болталась на кожаных петлях. На полу лежала небольшая тонкая циновка. В одном углу был ночной горшок, в другом — табуретка. На маленькой полочке стояла свеча. Я еще ни разу не видела такой отвратительной комнаты, предназначенной для человеческого жилья. Даже курятник у нас на заднем дворе и то был лучше.

Я положила свой мешок на циновку и повернулась к Сейко.

— И чем нам тут нужно будет заниматься?

Сейко презрительно усмехнулась.

— Ты и правда тупая кореянка. Ты теперь ианфу, женщина для утешения. Ты здесь для того, чтобы обслуживать солдат.

Ианфу. Мне было знакомо это слово — давным-давно я услышала негромкий разговор родителей о том, что произошло с девушкой, жившей неподалеку от нас. Меня заинтересовало значение слова, и я спросила о нем у Су Хи. Сестра велела мне его забыть, но я так и не смогла этого сделать.

А теперь я начала осознавать, о чем речь, и внутри у меня все сжалось. Я никогда еще не была с мужчиной, даже не задумывалась об этом. Я вспомнила, что случилось с Сон Хи в грузовике всего несколько часов назад. Вспомнила, как она кричала, как свернулась в клубок, когда водитель, использовав ее, швырнул обратно в грузовик. С тех пор она стала совсем другая. И я тоже стану другой.

Я посмотрела вдаль, за бараки, на поля, покрытые бурой пшеницей. Расстояние между холмами здесь было куда больше, чем в окрестностях Синыйчжу. А за этими холмами на горизонте виднелись другие холмы, еще выше. Я вспомнила слова лейтенанта Танаки: «Бежать тут некуда», потом глянула на столб в центре двора, и ноги у меня свело от боли.

Потом я посмотрела на Сейко; вид у нее был недовольный.

* * *

Прошел час. Я помылась и, хотя есть не хотелось, съела мисочку бульона, в котором плавало несколько разваренных бобов адзуки. В маленькой комнате возле уборной я взяла белые носки таби и соломенные сандалии дзори. Там же нашлась зеленая юката с мелкими белыми и розовыми цветами. Мне всегда шел зеленый цвет, так что я решила взять именно ее. Юката оказалась мне длинновата — я тогда была совсем невысокая, — так что по пути обратно во двор я наступила на подол. Японки, так и стоявшие лениво на ступенях, засмеялись, не прикрывая ртов.

— Посмотрите-ка на этого цыпленочка, — сказала одна из них. — Она еще попищит, когда офицеры ее ощиплют.