— У Кореи было то, в чем нуждалась Япония, — сказал он. — Полезные ископаемые, защита от китайцев и чертовых русских! А вы невежественные крестьяне, и мы вам тоже были нужны! Если б вы нас слушались, все получилось бы. Получилось! — Он ткнул пальцем в мою сторону: — Это все ты виновата. Ты и твой чертов гребень.
Я засомневалась, что правильно его расслышала.
— Мой гребень, господин? — Собственный голос будто доносился откуда-то издали. — Если вы не хотите со мной сегодня спать, господин, я лучше пойду обратно на станцию утешения.
— Тебе туда нельзя, — возразил он. — Ты должна сегодня остаться здесь, слышишь?
Я не понимала, что происходит. Если он меня не хочет, зачем мне тут оставаться? Пусть даже меня пристрелят за дерзость, какая разница.
— Господин, я ухожу на станцию утешения прямо сейчас. — Я попыталась подняться.
Уже плохо держась на ногах, полковник гневно шагнул ко мне. Он схватил меня за щеки и, заставив сесть, раскрыл мне рот, а потом сунул в него горлышко бутылки.
— Заткнись и пей со мной! — Он вылил
— Пожалуйста, господин, — услышала я собственный голос, — отпустите меня.
— Нет! Ты что, меня не слышала? Разве ты не понимаешь, что я делаю? Я тебя спасаю.
— Я не хочу, чтобы меня спасали, — сказала я.
Он отшвырнул бутылку, и она разбилась о стену. Потом полковник ударил меня в лицо кулаком. Боль была какая-то тупая, будто меня слегка шлепнули чем-то твердым или сильно ударили чем-то мягким. Я услышала, как он говорит:
— Ах ты шлюха! Это все ты виновата! Вы заставили нас это сделать! Ты заставила меня это сделать! — Он снова ударил меня, и комната закружилась у меня перед глазами.
Наверное, подумала я, надо было извиниться — за то, что я глупая кореянка; за то, что из меня не вышло достойной японской подданной, что я не сумела доставить ему удовольствие.
Снаружи на ветру покачивались деревья. Полковник снова ударил меня в лицо. Перед глазами у меня вспыхнули искры, а потом я погрузилась во тьму.
Я услышала, как за окном льет дождь. Открыв глаза, я повернулась на бок. Уже наступило утро. В голове у меня гудело, во рту пересохло. Я потрогала губу: она распухла, и прикасаться к ней было больно. Левый глаз еле видел.
Я подняла голову и осмотрелась. Непонятно было, одна я в комнате или нет. В окно за письменным столом полковника подул сильный ветер. Я с трудом встала и завернулась в
Я подняла голову. На кушетке вроде бы что-то лежало. Я с трудом сфокусировала взгляд в нужной точке. На белой простыне, там, где я никак не могла его не заметить, лежал гребень с двухголовым драконом.
Я с трудом поднялась на ноги и огляделась. Мне показалось, что я все еще сплю. Стул возле письменного стола валялся на боку. Пустые ящики стола были разбросаны по комнате. Военный флаг Японии лежал на полу, разорванный пополам.
В голове у меня стало гудеть немного поменьше. Я снова посмотрела на гребень. Золотая кромка все так же сверкала, а дракон по-прежнему притягивал к себе, как в тот день, когда я покинула дом. Я подобрала гребень, спрятала в складках
Я плелась по грязным улицам к станции утешения. Подходя к задней стороне уборной, я почувствовала запах дыма. Я выглянула из-за угла во двор станции. Один из бараков горел, рядовой Исида поджигал второй. В центре двора шагал взад-вперед лейтенант Танака. Корейские девушки выстроились в шеренгу лицом к задней стороне покрытого брезентом зеленого грузовика. Они насквозь промокли под дождем, так что одежда и волосы липли к телу.
— Где Намико Ивата? — крикнул лейтенант, перекрывая шум дождя. — Где Чжэ Хи? Я хочу знать!
Чжин Сук шагнула вперед и поклонилась.
— Она вечером не вернулась в барак, господин лейтенант.
Лейтенант Танака шагнул к Чжин Сук и приподнял ей подбородок кончиком
— Ты же не станешь мне врать, а, девушка?
— Нет, господин, — ответила она, — только не я.
Лейтенант опустил меч.