Дочери дракона

Потом я занялась уборкой: подмела пол и потратила час на то, чтобы отскрести кухонную раковину. Я смела паутину с потолка и долго вычищала золу из печи. Я несколько раз сходила в поле, до высоких тополей, набрала веток и принесла их в дом, а потом аккуратно сложила у печи.

Потом я снова вымылась, как и накануне, скребя кожу докрасна, расчесала волосы и снова постирала одежду. Вечером я сидела за столом, пила поричха и смотрела в окно. Я отчаянно пыталась вспомнить, как мы жили, когда отец, мать и Су Хи были тут, как мы вместе читали книги у огня, но так и не смогла это себе представить.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

На следующий день я стала приводить в порядок дом снаружи. Я выполола сорняки во дворе и залезла на крышу, чтобы поправить черепицу. Я скребла оштукатуренные стены, пока не натерла до крови костяшки пальцев. Землю во дворе я подмела и выровняла веткой.

Потом я много дней ползала на четвереньках, высматривая, не найдется ли в доме хоть пылинка, а если находила, то снова все убирала. Маме нравилось, чтобы в доме было чисто. А папа гордился своими полями, так что каждый день я выпалывала сорняки и убирала камни с поля за домом, пока не очистила его даже от гальки.

Я собирала дрова и овощи и в конце концов запасла столько же, сколько мы всегда заготавливали на зиму. Каждый вечер я отмывалась до полной чистоты, стирала одежду и тщательно заплетала волосы, как в детстве, а потом сидела у огня и ждала возвращения родных. И пыталась вспомнить, как мы раньше жили.

Как-то вечером после заката на холм поднялась какая-то старуха и остановилась там, где раньше росла хурма.

— Аньохасейо[8], — поприветствовала она меня. — Ты та девушка, которая жила здесь когда-то?

— Аньохасейо

, — отозвалась я с поклоном. — Да, это я. Вы знаете, где моя семья?

— Я замерзла, и мне надо отдохнуть, — сказала старуха. — Можно зайти в дом?

Спину ей согнули возраст и тяжелый труд. Одежда у нее была потрепанная и изорванная, глаза глубоко ввалились. Она выглядела как призрак — я даже подумала, может, у меня галлюцинации. Я пригласила старую женщину в дом и показала место за столом. Она несколько раз сильно закашлялась, потом тяжело опустилась на стул. Я разожгла в печи огонь, от которого на стены упала густая тень.

Я угостила ее рисом и морковью. Она с такой жадностью на них набросилась, будто много лет ничего не ела. Поев, она посидела какое-то время, собираясь с силами, потом посмотрела на меня сквозь пряди седых волос.

— Я живу ниже по дороге, — произнесла она негромко. — Как тебя зовут?

— Я Хон Чжэ Хи, — сказала я. — Моего отца зовут Хон Кван Пэ, а мою мать — Со Бо Сун. Японцы отправили нас с сестрой работать на обувную фабрику, а русские велели возвращаться домой и ждать. Пожалуйста, расскажите, что вы знаете о моей семье.

У старухи случился еще один приступ кашля, от которого ее лохмотья затряслись, и в свете пламени стала видна поднявшаяся от них пыль. Пришла в себя она только через минуту.

— Я знала твою мать, — сказала она наконец. — Мы вместе работали на фабрике по пошиву обмундирования.

— Вы знали мою мать? — Сердце у меня заколотилось. Я придвинулась поближе к женщине. — Где она? Пожалуйста, расскажите мне.

— Жаль тебя расстраивать, девочка, но когда вы с сестрой ушли, твоя мать… — Старуха опустила глаза. Дышала она тяжело и долго. Потом заговорила так, будто в нее какой-то дух вселился. — Бо Сун еще до вашего ухода знала, что твоего отца убили на Филиппинах. Японцы вовсе не в Пхеньян его послали, как сказали. Они заставили его пойти в армию и воевать за них. Она так и не сказала вам, что ваш отец умер. И сама ваша мать, — добавила старуха, — тоже умерла.

Я ясно расслышала слово «умерла», но это был просто звук, разнесшийся в вечернем воздухе.

— Умерла, — повторила я, пытаясь понять смысл слова.

— Да, — кивнула старуха. — Однажды очень холодным днем примерно года два назад женщины с фабрики пришли сюда, потому что Бо Сун уже много дней не выходила на работу. Она сидела под хурмой мертвая: замерзла. — Гостья ткнула костлявым пальцем за окно. — Мы похоронили ее в высокой траве к северу от вашего дома.

— Нет, вы ошибаетесь. — Мне казалось, что мой голос доносится откуда-то издалека. — Не может быть, чтобы вы похоронили именно мою мать. — А потом я вспомнила, как мама сожгла все дрова перед тем, как мы с Су Хи ушли в Синыйчжу. И вспомнила, как она говорила, что больше ничего не отдаст японцам.

Старуха встала и собралась уходить. Одежда висела на ней, будто на вешалке.

— Иди в Синыйчжу, — сказала она. — Новое правительство проводит перепись. Тебе нужно зарегистрироваться. Может, там ты найдешь работу. — Она поблагодарила меня за рис и морковь и скрылась за брезентовым пологом.

Я долго сидела в одиночестве, убеждая себя, что старуха мне просто приснилась. Огонь освещал изнутри мой чистый дом, а в окно я видела, как поднимается полная луна. Брезентовая завеса на двери трепетала от вечернего ветерка.